– Меня не интересуют оправдания. Ее королевское Высочество должно соблюдать этикет в любой обстановке.
Наконец наступил тот единственный момент, когда у Изабеллы было полчаса свободного времени. Обычно она проводила его, лежа на кровати и набираясь сил для королевских дел, ожидавших ее вечером. Но в этот день она послала за новыми пажами.
Глава шестая
– Закройте дверь и садитесь сюда, на кровать, – пригласила она двух подруг, которые, войдя, низко поклонились.
– Вы уж извините, но я не припомню ваших имен. Вы ведь недавно служите? Откуда вы?
– Из графства Камнелуна. Меня зовут Лукреций, а это мой кузен Людвиг. Вы правы, мы во дворце всего несколько дней.
– Ну, тогда добро пожаловать во дворец! Но зачем вы привезли с собой собаку с поросенком? И каким образом камергер впустил вас? Обычно он не очень-то вежлив со слугами.
– Видите ли, Ваше Высочество, мы приехали не для того, чтобы устроиться на работу прислугой. Мы – артисты! – с гордостью объяснила Лукреция. – А сегодня утром вы видели двоих из наших зверей-циркачей.
– А что, есть и другие? – в глазах у Изабеллы заиграл интерес.
– Две обезьяны, медведь и гусыня.
– О, гусыня! Это правда? А можно я посмотрю? Никогда в жизни не видела гусей, – она воодушевленно захлопала в ладоши.
Полисена недоверчиво взглянула на принцессу. Неужели она издевается над ними? Как одиннадцатилетняя девочка может не видеть гусей? Ну, если бы медведя или обезьяну, то это еще можно понять. Но гусями-то кишат все лужайки и деревенские улицы.
Изабелла восторженно продолжала:
– Я и поросенка никогда не видела, до сегодняшнего утра! – Она заметила недоверчивый взгляд Лукреции. – Я хотела сказать, живого гуся и живого поросенка. Живого и сырого. Знаю, в деревнях подданные выращивают их в большом количестве. Но я-то никогда не была дальше Маломира.
– Значит, вы и обезьян не видели, – сочувственно предположила Полисена.
– Видела, причем разных видов. Принц Прянкиджади в прошлом году привез мне из Индии целых пятнадцать. Но эрцгерцогиня Теодора не желает видеть зверей в доме и отправила их в пристройку, вместе с леопардами, райскими птичками, крокодилами, жирафами, пингвинами, слонами и китами. Подарками всех тех, кто просил моей руки.
У Лукреции возбужденно заблестели глаза, когда она услышала столько названий экзотических животных. Какое бы представление она с ними устроила!.. Голос принцессы прервал ее фантазии:
– Послушайте, но раз вы артисты, почему устроились пажами?
– На самом деле, мы приехали на состязание, устроенное королевой, вашей матерью…
– Мы хотели вас рассмешить.
При этих словах Изабелла со слезами бросилась на постель:
– Ах вы бедные! Вас же посадят в тюрьму! Как жаль! Вас запрут в гадких темных камерах, покрытых плесенью, с пауками и мышами, в дворцовом подземелье…
– Ну почему вы так пессимистичны, Ваше Высочество? – возразила Лукреция. – Мы надеемся победить. Ведь вам бы хотелось снова улыбаться?
– Это невозможно. Невозможно! – всхлипывала принцесса. Потом, схватив Полисену за руки, сказала: – Даже не пытайтесь. Попросите вычеркнуть вас из списка, пока не поздно.
– Так вы это нарочно делаете! – недовольно протянула Лукреция. – Значит, это не болезнь, а вы сами не хотите приложить ни капельки усилий. Это по вашей вине столько несчастных брошено в подземелье.
– Неправда, я не виновата! – защищалась Изабелла. – Я и вправду не могу больше улыбаться. Это совершенно не в моей воле.
– Но отчего? Ведь есть же какая-то причина!
– Ах, если уж об этом зашла речь, то таких причин сотни… Начиная с эрцгерцогини Теодоры, – ответила Изабелла.
– Но почему вы живете с ней, а не с матерью? – перебила ее Полисена. С первого же дня у нее сложилось впечатление, что королева, хотя и не была в курсе подмены новорожденной, непонятным образом догадывалась, что Изабелла ей чужая, незаконно претендующая на трон, и поэтому не могла ее любить. Полисена думала, что именно это заставило королеву выбрать другие покои.
– Пока мой отец был жив, – объяснила Изабелла грустным голосом, – я жила вместе с королевой. Спала рядом с ее комнатой, видела ее каждый день, обедала вместе с ней. Когда мы принимали послов или приветствовали народ с балкона, моя мать держала меня на руках. Потом, когда я стала слишком тяжелой, она держала меня за руку, крепко к себе прижимая. И когда не было никаких официальных дел, она была со мной. Сидела рядышком на ковре и играла, рассказывала мне о разных вещах, смешила меня, мы с ней боролись, а потом она крепко-крепко обнимала меня…
В точности как Джиневра Доброттини со своими дочками. Не обращая внимания на то, что одна из них, старшая, была самозванкой. «Какие же они глупые, эти мамы! – подумалось Полисене. – И купеческую жену, и королеву легко ввести в заблуждение поцелуем или улыбкой!»
– Мама обожала меня, – продолжала свой рассказ Изабелла. – В те времена у нас было немного дел. На военные парады и шествия, заседания министров и публичные казни ходил мой отец. А когда его не было дома, он оставлял вместо себя брата, который потом стал правителем.