Удивительное путешествие Полисены Пороселло

– Даю вам слово, изменится. И раньше, чем вы себе это представляете. Нас ждут великие преобразования. А завтра уж постарайтесь улыбнуться, пожалуйста.

Глава седьмая

– Ты все еще собираешься разоблачать правителя? – спросила в тот вечер Лукреция у подруги. – Все еще хочешь стать принцессой и занять место Изабеллы?

– Разумеется! Что, тебя так впечатлил рассказ этой плаксы? Уверяю тебя, со мной все будет по-другому. И потом, что ты имеешь в виду? Ведь отказываясь от трона, я должна отказаться от своей настоящей матери!

Лукреция вздохнула:

– Ты права.

Но ей очень хотелось убежать подальше от дворца и вернуться, например, на ферму к Пакувию, а там перезимовать вместе со зверями в ожидании теплого времени года.

Когда они остались наедине, Полисена оглушила ее кучей планов, которые собиралась осуществить, заняв свое место на троне. «Сделаю, куплю, прикажу, накажу, выберу, решу…» Она уже говорила «мое королевство», «мой дворец», «мои подданные», «мой конь», «моя стража». И даже «мои тюрьмы».

– А правителя прикажу раздеть и избить розгами на главной площади, усажу его на трон из раскаленного железа, а потом брошу в самое глубокое и темное из моих подземелий. И там будет сидеть на хлебе и воде до конца своих дней.

– А Изабелла?

– И ее в тюрьму.

– Ты с ума сошла? Она-то что плохого сделала?

– Ну, тогда я отправлю ее работать посудомойкой в «Зеленую Сову».

– Только попробуй, и получишь от меня пару пощечин, да таких, что уши будут гореть.

– А я прикажу страже тебя арестовать!

– Прекрасно! Кто-то еще недавно говорил, что назначит меня первым министром!

– И назначу, если будешь вести себя хорошо и слушаться.

– Еще чего! Я даже Жиральди не слушалась, хоть он и избивал меня палками.

– О, Лукреция, хватит! Ну почему тебе обязательно надо со мной спорить? Ведь ты одна во всем дворце меня любишь. Ну конечно же, я назначу тебя министром! И ты будешь всегда со мной рядом. Станешь моим главным советником. А королева тебя удочерит. Будешь моей младшей сестренкой…

Но у Лукреции были другие планы. Как только вернется королева и все как-нибудь образуется, она оставит Полисену на ее новом месте, а сама возвратится к прежнему ремеслу, туда, где все ее знали и где она всех знала.

Как и предполагал старший камергер, все девять безумцев, которые в эти дни пытались исцелить Изабеллину печаль, потерпели крах. Принцесса очень беспокоилась за их судьбу, и это не облегчало им задачи.

Больная даже попыталась растянуть губы в искусственной улыбке, но Контрольная комиссия, состоявшая из правителя, старшего камергера, эрцгерцогини Теодоры, трех министров, двух баронов, философа, врача и повивальной бабки, выявила обман.

– Это нечестно с вашей стороны, Ваше Высочество! – протестовал врач. – Когда улыбка произвольная, она не застывает на губах, а распространяется на нос, глаза, лоб и уши.

– Прежде всего на глаза – зеркало души, – добавил философ. – От настоящей улыбки и душа улыбается.

Наконец подошла очередь Труппы Рамузио со зверями-циркачами.

Лукреция всю ночь провела в конюшне вместе с подругой и зверями – они готовили номер, придуманный ею после доверительного разговора с Изабеллой. Несмотря на то, что время поджимало, каждый из животных прекрасно разучил свою роль. Казалось, что они понимали всю важность этого необычного представления.

Когда Труппа Рамузио в полном составе явилась в Бирюзовый салон, у подружек было спокойное и радостное настроение. Обе оделись в костюмы жонглеров, Лукреция – в голубой, а Полисена – в красный, на голове у них красовались островерхие колпачки с позолоченными колокольчиками. Звери были наряжены в костюмы, каждый из которых напоминал кого-нибудь из присутствующих придворных.

Не обращая внимания на сочувственный взгляд сидящей на троне Изабеллы, Лукреция и Полисена заняли места возле табурета, покрытого золотисто-желтым бархатом, и настроили сначала мандолину, а потом цитру.

Услышав эти звуки, обезьяна Казильда, одетая в платье, похожее на Изабеллино, с маленькой короной на голове, скачком приблизилась к табурету и уселась на него с сокрушенным видом, прикрыв глаза и изображая глубокую безутешность.

Лукреция церемонно поклонилась и запела:

Ах, принцесса дорогая,
Отчего грустишь всегда,
Может, тут стряслась беда,
И никто не утешает?
Что принцессу сокрушает?

Вместо ответа Казильда выпятила губы и зашевелила ими, как это умеют только обезьяны, причмокивая и высовывая язык. Один из пажей расхохотался, но эрцгерцогиня отвесила ему подзатыльник. А Полисена пела, отвечая от имени обезьянки:

Разучились улыбаться
Мои губы, я вздыхаю
И от грусти погибаю:
Папа замуж выдает,
А жених – такой урод!

Тут на сцену, выпятив грудь, вышел Дмитрий в одежде посла и со свитком в лапах, а рядом с ним вышагивал Ланселот. На шимпанзе было роскошное платье, на голове – корона. Оба поклонились Казильде, и Лукреция продолжила: