Удивительные истории о любви (сборник)

Пару лет назад за бутылкой темного гиннеса мы с Алексом случайно заговорили о смерти. Тогда он, смеясь, сказал, что не желает, чтобы его татуированное тело жрали черви, дескать, огонь – это чище и прагматичнее.

Так и будет, мой братец, так и будет.

В зале крематория все разговаривали вполголоса, кучкуясь по степени родства и знакомства.

Краем глаза я заметил, что от кучки друзей отделилась одинокая фигура и подходит ко мне.

– Да, я вас… – я обернулся и застыл как вкопанный.

– Скажите пожалуйста, – она смотрела мне в глаза, – сколько… вам плохо?

– Мне? – Я не мог в это поверить.

– Вы побледнели, – она смотрела на меня все теми же серыми глазищами.

Этого не может быть. Просто не может быть. Я ущипнул себя за запястье – не помогло, стоял и смотрел на нее, будучи не в силах вымолвить ни слова.

– Я только хотела узнать, сколько продлится мероприятие, – она совсем стушевалась.

– П-простите, – я заикался, – Михаил, брат, – и протянул ей руку.

– Анна, – коротко кивнула она, – подруга. Мы с Сашей учились вместе. Правда, давно.

– Прощание примерно два часа, потом будут поминки в ресторане, – я попытался взять себя в руки.

– Вы… не обидитесь, если я не пойду в ресторан? – странно спросила она.

Обижусь? Мне что, пять лет?

– Н-нет, – я едва сдерживался, чтобы не хохотнуть, понимая, что это нервный смех, но уж больно нелепой была ее фраза.

Да, она была такая же, как там.

Зачем она здесь?

А потом были речи и… прощание с усопшим.

Я все никак не мог осознать, что «усопший» – это Алекс и есть. Это с ним никак не увязывалось. Придурок безбашенный – это да, но вот… усопший?

Я отгородился броней важных дел, чтобы не чувствовать боли, чтобы не скорбеть по своему младшему брату. Во всяком случае – пока.

И эта Анна… вот что мне с ней делать, а? Ведь она меня явно не помнит.

Закончилось прощание, и Алекс, лежащий в ящике, обтянутом синей тканью, укатил в огненную пасть печи крематория.

Отзвучали речи, рыдания, заглох звон посуды, шуршание шин, я поручил маму заботам тетки и…

И сидел теперь у себя дома на подоконнике, глядя на слепой дребезжащий дождь, накачиваясь виски и поминая моего глупого братца.

Этот невозможно долгий день наконец-то закончился. На экране мобильника весело звякнули цифры, новенькие сутки нерешительно топтались на пороге, не зная, начинаться им или погодить… но вот она, первая минута грядущего дня – время, икнув, покатилось дальше.

Сейчас я совершенно отчетливо понимал, зачем она здесь, – ровно за тем же, за чем и я оказался там. Она скоро умрет. Вот эта Анна, а не Энн Грин, скоро умрет в Петербурге в 2015 году.

Прошла неделя, пошла вторая, а я не мог перестать думать о ней. Я боялся не успеть застать ее еще живой. Здесь. И в то же время боялся этого до невозможности, потому что знал, что именно случится потом.

Когда-то бабушка Тамара говорила мне об этом, случайно и вскользь, но все-таки… «Если ты встретишь такого же, как ты, в чужом времени, Мишенька, самое лучшее, что вы можете сделать друг для друга, – это разойтись неузнанными. Иначе один из вас умрет. И это не обязательно будешь ты».

Я и сейчас слышу ее мягкий голос.

Я хочу, чтобы ты, Энн Грин, жила долго… очень долго.

Я вертел в руках мобильный… Ну что я ей скажу? «Привет, Анна, я брат покойного Александра, давайте встретимся?» Бред!

Она взяла трубку с первого же гудка:

– Да?

– Э-э-э… здравствуйте, Анна, я… я брат Саши, который…

– Дивасова?

– Да. Гм… давайте встретимся?

– Давайте, – она согласилась так быстро, что я опешил, – вы сегодня можете? У меня как раз вечер свободен.

– Могу, – я все еще не верил, – точно?

– Да, – кажется, она торопилась, – часов в семь?

– Восемь?

– Восемь? Хорошо. Можно погулять в Таврическом? – быстро говорила она.

– Тогда у входа? – Я стремился подстроиться под ее разговор.

– Да, до встречи, – сказала скороговоркой и нажала отбой.

Это было странно, но никакого стеснения между нами не было, ну, кроме первых пяти минут и нескольких перезвонов с выяснением, кто и у какого входа стоит. Мы шли по парку, она рассказывала про свою работу, друзей, любимую музыку… Мы неожиданно хохотали над случайно обнаруженным общим знакомым, она зябко куталась в рукава черного свитера, явно на пару размеров больше, такая же высокая и худая, и я не мог на нее насмотреться – она казалась видением, ожившей тайной, она была единственной, кто знал меня настоящего, еще там, в Нью-Йорке, куда я пришел за чужой смертью.

– Давайте я вас довезу домой, – сказал я, когда мы вышли из парка и застыли в растерянности. – Давайте, – с облегчением согласилась она, радуясь тому, что я ничего не предложил дальше и ей не пришлось отказываться.

Мы прощались у ее парадной и… она только чуть- чуть приподнялась на цыпочки, я наклонился к ней, чувствуя запах хрусткого снега и розмарина, дрожащий между нами воздух, тающий летний день…

Она легко коснулась своими губами краешка моих, невесомо и жарко…

– Мы увидимся завтра? – спросила, чуть отодвигая меня рукой.

– Да, – я видел только ее глаза, которые заслоняли собой весь мир, – да, увидимся.

– Хорошо, – сказала и быстро скользнула в парадную.