Удивительные истории о мужчинах

Нечаев невнятно мыкнул.

Начкар стряхнул пепел на пол. Подмигнул ефрейтору:

– Хотел бы, хотел. Я ж вижу. Одни бабы на уме. А служить кто должен? Я пепельницу долго ждать буду?

Нечаев шагнул к окну. Взял с подоконника банку из-под кофе, поставил на подлокотник кресла начкара.

– В общем, так. – Ходаковский сделал несколько сильных затяжек и сунул окурок в банку. – Забираешь сейчас из второй Черкасова и доставляешь урода на подсобку. Объем работ там укажут. До обеда чтобы управились. И чтоб не сачковал, а как папа Карло въябывал! Без перекуров и отдыха! Мне доложат потом, как и что. Смотри у меня, а то сам к нему пойдешь! Понял?

Нечаев нахмурился. Кивнул, глядя в сторону:

– Да понял, чего там…

Ходаковский, не вставая, попытался пнуть его начищенным носком сапога:

– Не «понял», а «так точно!»

– Так точно…

– «Товарищ капитан!»

– Так точно, товарищ капитан.

Начкар протяжно вздохнул и томно посмотрел в потолок:

– Ты, Нечаев, откуда у нас будешь?

Нечаев широко, во все круглое лицо, улыбнулся:

– С Вешек я, товарищ капитан. То есть Вешки называется. Село такое. Как на Ливны с Орла ехать, там и будет.

Ходаковский хмыкнул. Опершись о подлокотники, поднялся из кресла. Вытянул вверх руки и с хрустом потянулся. Поправив кобуру, почесал пах, подошел к сейфу и зазвенел ключами.

– В Рэмбо не играть, к автомату не присоединять. Конвоировать только с примкнутым штык-ножом. Понял, нет?

– Да понял я, – ответил Нечаев. Получил тычок в грудь от начкара, исправился: – Так точно!

– Товарищ…

– Капитан.

– Не «капитан», а…

– Товарищ капитан.

– То-то же!

Укладывая потертые магазины в промасленный подсумок, Нечаев пробубнил себе под нос:

– Зачем тогда выдавать-то их?

– Попизди у меня! – кратко объяснил Ходаковский, запирая сейф. – Чтоб не расслаблялся, для того и выдают тебе боевое оружие. Между прочим, в караулах все сутки с подсумком быть полагается. И жрать, и срать, и спать с ним на пузе. Это у нас тут детский сад развели. На устав насрать всем. Бардак в стране и армии. В Светловке, говорят, без всего – штык-нож один только, на ГСМ заступают. А вот мы вам оружие доверяем. Чтоб служба медом не казалась. Бдил чтобы – для тупых разъясняю. Хлебалом не щелкал. Отберет Черкасов автомат, вставит тебе в очко, да и…

Начкар задумался на секунду.

– И, кстати, правильно сделает. Родина, она, Нечаев, в твоем лице ничего не потеряет. Разве что мамоньке взгрустнется чуток. «В углу-у запла-ачет мать-стару-у-ушка-а!..» – фальшиво прогундосил капитан, помахивая связкой ключей.

Нечаев засопел, моргая бесцветными ресницами, махнул рукой:

– Да ну, скажете тоже…

Ходаковский выкатил глаза:

– Ты не ручками махать должен, воин, а уже пять минут как с губы отбыть и арестованного вести на работы. Или неясно что?

Ефрейтор закинул автомат за плечо.

– Разрешите идти? – тронул кончиками пальцев пилотку.

– Пиздуй, – разрешил начкар и вернулся в кресло.

Телеспортсменки, растянувшись на маленьких ковриках, восстанавливали пульс и дыхание. Мячики грудей под яркими футболками размеренно поднимались и опускались.

– Ишь, бляди, – добродушно проворчал капитан. – Самохина с Котовым подними, на пост пора, – бросил в спину Нечаеву. Ткнул пальцем в экран. Прищурился:

– Вон та-то, с повязкой, хороша, а? Нечаев? В этих… как там… Сошках твоих, небось, таких не водится? Всё Клавки да Люськи одни, да? Доярки-ударницы?

Нечаев, глядя в пол, прошел по короткому коридору, толкнул тяжелую дверь и шагнул на залитый солнцем асфальт караульного двора.

Проходя мимо комнаты отдыха смены, ефрейтор побарабанил пальцами по стеклу и пошел дальше – к высокому забору и массивным воротам со встроенной калиткой.

Утро было душное, сухое и тихое. Верхушки осинок за забором, обычно чуткие к малейшему дуновению ветра, замерли в накалявшемся воздухе.

«Жара будет, – сбросив с плеча автомат и ухватив его за цевье, уныло подумал Нечаев. – И Черкасов еще этот…»

Вздохнув, ефрейтор стукнул прикладом в крашеные доски ворот.

Минуту постоял, вслушиваясь. Стукнул еще пару раз, добавил сапогом.

За воротами лязгнуло и заскрипело железо. Послышались шаркающие шаги.

«Демин», – догадался Нечаев. Закинул автомат за спину и крикнул, задрав голову к вьющейся над воротами «колючке»:

– Спишь, что ли? Открывай давай!

Распахнулось обзорное окошко. Показалось опухшее со сна лицо Демина. На голове – колтун светлых волос. Тупо моргая, Демин разглядывал ефрейтора.

– Нечай, ты-ы, што-о-о ль? – растягивая в кривом зевке рот, поинтересовался наконец Демин. – Хода че делает?

– Аэробику смотрит. Открывай, за Черкасовым я.

Калитка приоткрылась. Нечаев перешагнул высокий порог и оказался на внутреннем дворе гауптвахты.

Здесь было прохладней – солнце не успело прогреть плац и бетонный арестантский блок, сплошной стеной идущий с северной стороны. Узкие, в частую решетку окошки были прикрыты «ресничками». С крыши, над дверью, свешивал круглую и выпуклую морду прожектор.

Цокая подковками, Нечаев направился через плац. Демин, ковыряя в носу, плелся сзади.