Удивительный хамелеон

Сначала собственное отражение в зеркале только очаровало ее, через каждую клеточку словно прошел теплый поток. Внутри заиграло приятное чувство, подобное тому, что голодный человек испытывает в ожидании праздничного стола.

Но почти сразу теплый прилив сменился предчувствием грозной вести из неведомого, едва различимого мира. Существо в зеркале, казалось, могло вызывать катастрофы — как будто в самом макияже, в этом новом лице скопились древнейшие наслоения могущества, греха и кары. Лейла не узнавала своего лица. Оно не только возбуждало ее, но и рождало неприязнь. Она чувствовала себя запыхавшейся, загнанной. Ей представилась кобылица буланая Пелла, которую только учитель по верховой езде осмеливался кормить с рук. До чего детской была эта ассоциация с конюшней!

«Неужели так и должно быть? — подумала она. — Чувствуют ли другие то же самое?»

Но ее подруги, как обычно, хохотали и шутили, вполне узнаваемые, несмотря на накрашенные лица.

Когда они вышли на улицу, никакой катастрофы не произошло. Машины не столкнулись, никто не врезался в фонарный столб.

Спускаясь к турникетам на станции «Хурнстюль», они увидели двух старых вислоусых торчков в ковбойских сапогах. При виде девочек те, плутовато улыбнувшись, завращали глазами и в один голос закричали: «Ни фига себе, сколько здесь маленьких сучек!»

* * *

Девочкам надо было ехать на автобусе от Лильехольмена до Вэстберги. У Мадде в записной книжке были адрес и телефон.

На платформе станции «Лильехольмен» они столкнулись с тремя одноклассницами Мадде — Нинни, Элиф и Эмель.

Турчанки Элиф и Эмель — однояйцевые близнецы. У обеих густые, черные гривы, и, по крайней мере, по рассказам Мадде, от девочек исходил дух отваги и таинственности.

Нинни — маленькая, белокурая и подвижная, с широко раскрытыми зелеными глазами.

Все трое направлялись к Нинни домой играть с ее братом в скучные игровые приставки, поскольку остальные их планы провалились.

— Да ладно, пошли лучше с нами, — ляпнула Лейла, скорее потому, что была очарована Элиф и Эмель, которых до этого видела только на фото.

Посмотрев на физиономию Мадде, она поняла, что совершила большую ошибку, но какую именно, не знала. А Нинни, Элиф и Эмель просияли.

— Ладно, я позвоню, — проворчала Мадде. — Но особенно не надейтесь.

Рядом как раз стоял телефон-автомат, так что деваться ей было некуда. К тому же он работал. Мадде набрала номер.

«Еще девчонки? — Голос в трубке был такой громкий и воодушевленный, что слышали все. — Отлично!»

Мадде со строгим выражением лица повернулась к новоиспеченным гостям.

— Ладно, поехали, — сказала она. — Только купим еще чипсов.

Нинни позвонила брату и потребовала от него обещания, что тот наврет что-нибудь родителям Элиф и Эмиль, если те позвонят. Сама же она останется у Мадде. Брат потребовал за это пятьдесят крон.

Затем они поспешили к киоску и купили три огромных пакета чипсов по сниженной цене.

На автобусной площади Мадде обнаружила, что ее записная книжка пропала. В страшной панике они ринулись назад к телефонной будке, но там ее не было. Никто из прохожих ничего подозрительного не видел. Девушка из газетного киоска ничего не знала. Может, книжка вывалилась из сумки по дороге к киоску? Они всюду искали и всех спрашивали. Книжки нигде не было. Мадде побелела, как полотно, казалось, она вот-вот упадет в обморок. Она не помнила, ни на каком автобусе надо ехать, ни на какую улицу им надо. Она не знала даже имени владельца квартиры. Вроде какой-то — ссон.

Она позвонила домой одному из устроителей, с которым была знакома, но тот, разумеется, уже выехал. Автоответчик сообщил, что вся семья в выходные будет в отъезде. На фоне записи раздавались счастливые трели канарейки.

— Я покончу с собой, — сказала Мадде.

* * *

Она повторила это еще раз полчаса спустя, когда они усталые, с ноющими ногами опять стояли на станции «Лильехольмен» и различными способами пытались отыскать, где проходит праздник. На карте района Вэстберги Мадде нашла две улицы. Они доехали туда на автобусе, и Мадде с видом генерала, который сквозь пустыню ведет остатки своей побежденной армии, руководила поисками среди одинаковых трехэтажных кирпичных домов, во дворах, на лестницах, где слышались звуки праздничного гомона и музыки. Они даже позвонили в какую-то дверь, и их чуть не затащили на пьянку два обрюзгших идиота в майках с картинками. По дороге оттуда Лейла чуть не заплакала.

— Если хотите, можете идти домой, я продолжу без вас, — сказала Мадде.

Несмотря на разочарование и усталость, становиться изменниками никто не хотел — даже Нинни, Элиф и Эмель. Нинни страшно натерла ноги, но все равно шла дальше с ботинками в руках. Но в конце концов даже Мадде поняла, что придется оставить эту затею. От Лейлы не укрылось, как лицо Мадде время от времени слегка передергивалось; равномерное, секундное подрагивание, как в лампе дневного света, когда она вот-вот перегорит. Мадде не плакала.