Удивительный хамелеон

В автобусе по дороге обратно к Лильехольмену они открыли пакеты с чипсами, и теперь пальцы у Лейлы были все маслянистые. Воспоминание о соблазнительном образе в зеркале больше ее не грело. Ей было четырнадцать лет. В груди неуверенно шевелилось начало летней простуды. Она знала, что нос у нее блестит, а губы бледные. Она чувствовала себя улиткой, у которой отняли раковину. Больше всего на свете ей хотелось домой, в свою комнатку. Но сказать об этом она не осмеливалась. Мадде решила, что они пойдут на Т-Сентрален. Один раз она видела приятелей Тото с парнем-иммигрантом, который, может быть, сейчас там тусуется. Если они найдут его, то, возможно, узнают и адрес. Шансы были ничтожно малы, но на Т-Сентрален всегда происходит что-то интересное. Ну не ехать же домой, в самом деле.

Лейла была на грани паники при мысли о ночном городе. Папина новая подруга говорила, что там могут воткнуть в спину иглу, зараженную СПИДом. Смерть со своими черными ядовитыми стрелами бродит по городу, она ненавидит невинность, она хочет отравить розовые беззащитные тельца маленьких четырнадцатилетних улиток, лишившихся домика.

Но возразить Лейла не решалась. И не решалась ехать домой одна.

Она безропотно последовала за всеми в метро. Молча, про себя она читала молитву. Когда молишься, нужно сложить руки, иначе молитва не подействует. Она надеялась, что никто ничего не заметил. Лейла молилась о том, чтобы они встретили какого-нибудь знакомого, кого-то, кто отвел бы их в безопасное место. О том, чтобы Мадде перестала быть похожей на приговоренного к смерти и образумилась. О том, чтобы снова оказаться в своей кроватке со своими хрупкими мечтами.

И Тессан будто услышала ее мысли:

— Идея с Т-Сентрален никудышная. Может, ломанемся еще куда-нибудь?

— И куда? — поинтересовалась Мадде.

На этот вопрос никто ответить не мог. Семь девочек, всем по четырнадцать лет. Несчастье объединило их, они заключили союз. Ни у кого и в мыслях не было нарушить его; ночь они проведут вместе в священном согласии.

На обсуждение ставились какие-то неопределенные предложения о молодежных центрах и кафе, но они тотчас были отвергнуты голосованием.

Девочки сидели, словно накрытые общим покрывалом горя, то вздыхая, то предаваясь резкому, ироническому хихиканью, в знак одобрения Маддиных замечаний о земной юдоли, в которой люди влачат свое существование. Все они будто говорили одними устами.

На «Зинкенсдамм» вошла компания малолетних пятничных гуляк. Они тащились через весь вагон, в глазах у них греховно горела анархия, а ноздри хищно раздувались. «Зиг хайль, зиг хайль!» И они хотели, чтобы все повторяли за ними.

На следующей станции девочки перешли в другой вагон.

Они уселись на коленях друг у друга; сгущенное соцветие ароматов чипсов и парфюмерии наползло на одетого в строгий костюм джентльмена, который до этого сидел в задумчивости один. Он поднял глаза и посмотрел на них с каким-то смущенным любопытством.

— Только не думайте, алкоголя мы не употребляли, — заметила Элиф.

— Мы просто молодежь, — сказала Пу жалобным тоненьким голоском какого-нибудь звереныша из диснеевского мультфильма. — Мы как раз и есть те самые подростки, которым обычно некуда пойти.

— Но куда-то вы все-таки направляетесь, — сказал мужчина.

Он был по-настоящему изысканным и походил на героя британского телесериала, повествующего о непростой дилемме богатых аристократических семей, решение которой требовало известной сдержанности. Было удивительно, что он заговорил с ними.

— Может, в Хинсеберг?[17] — спросила Мадде.

Мужчина улыбнулся. Зубы у него были ровные и белые, как мел.

— Не думаю, — сказал он. — Во всяком случае, надеюсь, что это не так.

— Очень мило с вашей стороны, — проговорила Пу, улыбнувшись ему своей блестящей металлической улыбкой.

Остальным она сказала:

— Мы ему нравимся!

— Если хочет, может о нас позаботиться, — бесстрашно хихикнула Тессан, а Пу добавила:

— Иначе придется тащиться в го-о-ород.

— Не советую, — серьезно возразил он. — Мало ли что может случиться в такую ночь.

— А что нам делать? — с надрывом произнесла Эмель.

— Может, вы пригласите нас к себе домой? — продолжила Тессан свое обворожительное наступление.

Мужчина снова улыбнулся быстрой веселой улыбкой. Он как-то смущенно посмотрел на свои руки. На мизинце у него было дорогое кольцо с печаткой; на нем все было дорогое.

Он поднял глаза.

— Идет, — ответил он.

* * *

Они сошли на «Эстермальмсторг». Он не шутил, он действительно пригласил их к себе. Даже Мадде позволила себя уговорить. Он обещал угостить их бутербродами. «А это не опасно?» — думала Лейла. Но все-таки их семеро.

«К. Б.» — так он просил называть его. Как послушные, но вышедшие из положенного возраста бойскауты, они шагали за ним по перрону.

Молодой русский парень с вьющимися волосами и жаждой приключений в глазах играл на синтезаторе и пел, стоя прямо напротив эскалатора. Девочки завороженно смотрели, как К. Б., улыбнувшись, положил ему в коробку сотенную купюру.

— Калинка, калинка… — Русский перестал петь и низко поклонился. К. Б. остановился.