Удовольствие есть наказание

Это был Кирелов. Такая же тёмная фигура, как и сама ночь, высунулась из тьмы. Лицо его было безэмоционально. Он лишь с надеждой посмотрел на Элис и чем‑то пошуршал в правом кармане своего чёрного балахона. Это уже должно было насторожить. Волосы под дождём намокли и опустились гораздо ниже ушей. Кепка всё так же защищала середину головы. Грозным и холодным взглядом он осмотрел всех участников комедии и отвёл глаза к небу. С минуту где‑то он так простоял и опять посмотрел на Элис.

Ей показалось, что губы Кирелова начали неестественно дрожать, выговаривая молитву. Хотя, возможно, он сделал заговор какой‑то, прям как чернокнижник. Впрочем, эта мысль сразу же показалась Элис тупой и несостоятельной из‑за качества её доказательной базы. Но ужаснее было то существо, которое стояло посередине этой троицы. Сначала издался гулкий смешок, а потом смех с явно очень высоким голосом. Носитель голоса, напевая строчки "Tell the world, I'm alive, Tell the world, I'm survive…", начал выплывать из тьмы. Это был сохранивший идеально своё лицо Роджер Валентайн по прозвищу "Рельса". И тут стало понятно, что всё было подстроено этим зазнавшимся пронырой. И пропажа тела из морга, и искусственная кровь, и друг, соорудивший грим – всё пошло на руку Роджеру.

Его план и заключался в том, чтобы заставить Элис страдать от его утраты. Но вся гениальность пошла насмарку, ибо, казалось, Элис никого из них двоих не любила. Клааса она жалела, а Роджера ненавидела.

Глаза её наполнились гневом, а тот расставил руки, как Иисус Христос, и начал безудержно смеяться своим писклявым голоском, который услышали бы даже в здании больницы, если бы оно было открыто.

Элис с каждым шагом подходила всё ближе к Роджеру, заставив одну руку за спину, дабы поддерживать саму себя. Он же уже был готов сказать нечто такое, что должно было её вернуть.

– Меня не купить, но можно украсть за миг. Ни к чему одному, но для двух бесценно. Что я? – тихо сказал своим голосом, похожим на голос маньяка, Роджер.

– Любовь, – как бы про себя шепнул Клаас, доедавший кусочек сыру.

– Любовь, – повторила Элис. – Только при чём тут…?

– Я действовал из любви к тебе, – начал плакать Роджер, пока на него смотрели все взоры.

– Заткнись! – закричала изо всех сил Элис. – Любовь подразумевает жертвы. Я хотела бы, чтобы ты умер, зная, что ты не способен любить кого‑то, кроме себя!

– Ты ведь любишь его. Я это вижу,– сказал Роджер.

– Я была готова сделать для тебя всё. Ты мог на меня положиться!

– Знаешь, я как раз хотел сказать тебе кое‑что. Что‑то очень важное. Я люблю тебя. Нельзя же игнорировать любовь! – вдруг закричал Роджер. – Элис, я люблю тебя. Уж теперь‑то ты веришь мне?

– Ты любил её, – неожиданно вклинился Кирелов. – А она тебя предала!

– Я и не знал, что, правда, люблю. Я не хотел делиться ей.

– Ты изуродовал моего парня! – выкрикнула, наконец, Элис.

– Ведь мы знаем, что случилось бы иначе. Ты бы ему сама навредила. Так же, как навредила мне.

– Я ни за что не раню Клааса! – со слезами промолвила она.

– Ты мне это говорила слово в слово, – в идиотическом бреду шептал Клаас, жуя сырный кусок.

– Когда мы встретились, ты был нервным дерганным лузером. Ты был никем! Я создала Роджера Валентайна! – сказала Элис и рукой, что была за спиной, приставила нож, отобранный у Клааса, к его горлу.

– То есть ты умрёшь, защищая того, кто чуть тебя не угробил? – крикнул Кирелов на Роджера.

– Именно. Безумие, да? – сказал он парню в кепке и повернулся к Элис. – Я тебе нужен, Элис! Как и ты нужна мне! Мы с тобой не идём по отдельности! – лезвие приблизилось ещё ближе к горлу. – Ты хочешь хладнокровно убить любимого человека.

– Я. Тебя. Не. Люблю, – ясным голосом сказала Элис и воткнула нож поглубже.

Увидев, что тело его "мастера" лежит на полу, Кирелов вынул пистолет из кармана и, целясь в Элис, попал в Клааса. На его исступлённых глазах появилась какая‑то неведомая дрожь. Сам он задрожал и начал биться в конвульсиях возле скамьи.

Элис целовала Клааса в висок, стараясь разбудить его, но ничего не выходило. Он дышал быстрее и быстрее, чего категорически нельзя было делать. Вот и итог. Элис, плача, начала оттаскивать тело к дороге, надеясь, что их кто‑то услышит. Но даже если бы их услышали, то никто и не постарался бы помочь. У Элис на глазах выступили слёзы, и впервые за очень долгое время она вновь закричала.

Крик достиг ушей всех водителей, катавшихся по округе, и даже, казалось, он достиг небес, где сейчас был Клаас. Белый костюм весь испачкался в чёрной, как Кирелов, саже. Кровь из груди плавно перетекла к животу. Элис протянула руки к лицу, которое стало в последние минуты очень дорогим. И я мог бы сказать, что Элис сошла с ума, но сейчас она с улыбкой плакала, глядя на Луну.

Гелов после того, как закончил отмирать, накинулся на Кирелова с кулаками.

Убийца натянул капюшон даже ниже козырька кепки, чтобы не видеть ничего, и выстрелил.