Удушье

Что, если ты приобретешь и достигнешь, тебе уже не захочется приобретать сверх того, что есть.

Если ты высыпаешься и нормально ешь, большего и не нужно.

Если есть люди, которые тебя любят, тебе не нужно еще любви.

Когда-нибудь ты станешь взрослым и умным.

И будешь заниматься сексом — столько, сколько захочется.

Теперь у мальчика появилась цель. Иллюзия на всю оставшуюся жизнь. Обещание чего-то большего — перспективы, которые он разглядел в улыбке толстого парня на снимках.

И после этого каждый раз, когда ему было грустно, страшно или одиноко, каждый раз, когда он просыпался ночью в доме новых приемных родителей, в мокрой постели, с бешено бьющимся сердцем, каждый раз, когда ему приходилось идти в новую школу, каждый раз, когда мама его находила и приезжала за ним, в каждом сыром и промозглом номере в очередном отеле, в каждой новой, взятой напрокат машине, — мальчик вспоминал о тех двенадцати снимках, где толстый парень подставлял задницу обезьяне. Вспоминал и сразу же успокаивался. Потому что он видел, глупый маленький засранец, каким храбрым, сильным и счастливым может быть человек.

Что пытка есть пытка, а унижение есть унижение, только если ты сам выбираешь, что будешь страдать.

«Спаситель» — не совсем верное слово, но это первое, что приходит на ум.

И вот что забавно: если кто-то спасает тебя, первый порыв — тоже кого-нибудь спасти. Всех и каждого.

Маленький мальчик не знал имени того парня на снимках. Но его улыбка запомнилась на всю жизнь.

«Герой» — не совсем верное слово, но это первое, что приходит на ум.

Глава 6

Когда в следующий раз я прихожу к маме в больницу, я по-прежнему — Фред Хастингс, ее давний государственный защитник, и все это время, пока я с ней, она болтает без умолку. Потом я ей говорю, что я еще не женат, и она говорит, что это не дело. Потом она включает телевизор, какую-то мыльную оперу, ну, вы знаете… когда настоящие люди притворяются ненастоящими, с их надуманными проблемами, и настоящие люди все это смотрят и переживают надуманные проблемы ненастоящих людей, чтобы забыть о своих настоящих проблемах.

В следующий раз я по-прежнему Фред, но уже женатый и с тремя детьми. Это уже лучше, но трое детей… Трое — это уже слишком. Надо двоих, и хватит, говорит она.

В следующий раз у меня двое детей.

И с каждым разом от мамы остается все меньше и меньше.

Высохшая куколка под одеялом.

Но с другой стороны, и на стуле рядом с больничной койкой — с каждым разом все меньше и меньше Виктора Манчини.

В следующий раз я — снова я, и уже через пару минут мама звонит, вызывает сестру, чтобы она меня проводила до выхода. Мы оба молчим, но когда я беру пальто, она вдруг говорит:

— Виктор?

Она говорит:

— Я должна тебе что-то сказать.

Она долго катает в пальцах шерстинку, выдернутую из одеяла, а потом поднимает глаза и говорит:

— Тут ко мне приходил Фред Хастингс. Ты помнишь Фреда?

Да, помню.

Сейчас он женат, у него двое детей. Так приятно, говорит мама, что у хороших людей все получается.

— Я ему посоветовала купить землю, — говорит мама, — теперь они совершенно об этом не думают.

Я уточняю, кто такие «они», и она снова звонит, чтобы вызвать сестру.

Я выхожу в коридор и вижу доктора Маршалл. Она стоит прямо у двери в мамину палату, просматривает свои записи. Она поднимает глаза. За стеклами очков глаза кажутся очень большими. Она смотрит на меня; щелкает шариковой ручкой с убирающимся стержнем.

Она говорит:

— Мистер Манчини? — Она снимает очки, убирает в нагрудный карман халата и говорит: — Нам следует обсудить, как нам быть с вашей мамой.

Зонд для искусственного кормления.

— Вы спрашивали, есть ли еще какие-то варианты.

Три медсестры за стойкой дежурных внимательно наблюдают за нами. Одна из них — ее зовут Дина — кричит:

— Вас проводить?

И доктор Маршалл говорит:

— Занимайтесь, пожалуйста, своим делом.

Мне она шепчет:

— Эти молоденькие медсестры, они ведут себя так, словно они еще в школе.

Дину я трахнул.

Смотри также: Клер, дипломированная медсестра.

Смотри также: Перл, сертификат Ассоциации медицинских сестер Калифорнии.

Магия секса заключается в том, что это приобретение без бремени обладания. Не важно, скольких девушек ты приводил домой, проблема с хранением и складированием отсутствует.

Я говорю доктору Маршалл, ее сексуальным ушам и нервным рукам:

— Я не хочу, чтобы ее кормили насильно.

Медсестры по-прежнему наблюдают за нами. Доктор Маршалл берет меня под руку и отводит подальше от их поста. Она говорит:

— Я беседовала с вашей мамой. Замечательная женщина. Все ее политические акции. Все ее демонстрации. Вы, наверное, ее обожаете, вашу маму.

И я говорю:

— Ну, я бы не стал так далеко заходить.

Мы останавливаемся, и доктор Маршалл что-то шепчет. Так тихо, что я вынужден пододвинуться к ней поближе, чтобы расслышать. Совсем-совсем близко. Медсестры по-прежнему наблюдают. Она говорит, дыша мне в грудь:

— А что, если мы сможем полностью восстановить ее умственные способности? — Она щелкает шариковой ручкой с убирающимся стержнем и говорит: — Чтобы она стала такой, как прежде: умной, сильной и энергичной женщиной.

Моя мама. Такая, как прежде.