Удушье

— Друг, — говорит Денни и шмыгает носом, — ты иди. Ты не должен торчать тут со мной.

Насколько я помню физическую диагностику, бледность Денни может означать дисфункцию печени.

Смотри также: лейкемию.

Смотри также: отек легких.

Дождь идет все сильнее, небо плотно затянуто тучами. На улице так темно, что в домах зажигают лампы. Из труб валит дым. Туристы набились в таверну — пьют австралийский эль из оловянных кружек, сделанных в Индонезии. В мебельной мастерской краснодеревщик на пару с кузнецом нюхают клей из бумажных пакетов. Может, к ним присоединится и повивальная бабка, и они снова будут болтать о том, что надо бы сколотить рок-группу. Такая у них мечта, которая никогда не воплотится.

Мы все — в ловушке. В застывшем времени. Здесь всегда 1734 год. Мы заперты в герметично запаянной временной капсуле — как эти ребята из телешоу, которые потерпели крушение и живут на необитаемом острове вот уже десять лет, и при этом они не стареют и не пытаются оттуда уплыть. Просто с каждым сезоном на них все больше и больше грима. Это шоу в своем роде тоже, наверное, исторически достоверно. Даже жуть берет, как достоверно.

И еще жуть берет, когда я представляю, что простою так вот всю жизнь. Кстати, такое вполне может быть. Есть в этом некое странное утешение — когда мы с Денни на пару ругаем одно и то же паскудство. Всегда. Насовсем. В вечной программе реабилитации. Да, я буду стоять рядом с ним, но, чтобы уже до конца соблюсти историческую достоверность, признаюсь, что, по мне, лучше, чтобы он сидел в колодках, чем если его прогонят из города, то есть уволят, и я останусь один.

Не то чтобы я очень хороший друг. Я скорее заботливый врач, который сам, по собственному почину, выправляет вам позвонки раз в неделю.

Или дилер, который толкает вам героин.

«Паразит» — не совсем верное слово, но это первое, что приходит на ум.

Парик Денни опять плюхается на землю. «Отсоси у меня» расплывается под дождем, размытая красная краска похожа на кровь — течет по его синим холодным ушам, по глазам, по щекам. Капает в грязь.

Кроме дождя, ничего не слышно. Только как капли стучат по лужам, по соломенным крышам, по мне и по Денни. Водяная эрозия.

Не то чтобы я очень хороший друг. Я скорее спаситель, которому нужно, чтобы его почитали и обожали.

Денни снова чихает. Желтоватые сопли летят во все стороны, в частности — на почти утонувший в грязи парик. Денни говорит:

— Слушай, ты больше не надевай на меня эту тряпку, ага? — и шмыгает носом. Потом кашляет, и очки падают в грязь.

Сгущенные выделения из носа означают краснуху.

Смотри также: коклюш.

Смотри также: пневмония.

Его очки напомнили мне про доктора Маршалл, и я говорю, что познакомился с новой девушкой, она настоящий врач и, вообще, ее стоит трахнуть.

И Денни говорит:

— Ты все еще бьешься над своей четвертой ступенью? Помочь не надо? В смысле — напомнить о славных подвигах?

Детальная и безжалостная история моей сексуальной зависимости. Полная опись моих грехов. Каждый срыв, каждый проступок, каждая гадость.

И я говорю:

— Во всем следует проявлять умеренность. Даже в выздоровлении.

Не то чтобы я очень хороший друг. Я скорее родитель, которому очень не хочется, чтобы его чадо взрослело.

И Денни говорит, глядя в землю:

— Очень полезно бывает вспомнить свой первый раз. Для всего. — Он говорит: — Когда я дрочил в первый раз, у меня было такое чувство, как будто я это изобрел. Я смотрел на свои влажные руки и думал: Во, теперь я разбогатею.

Первый раз для всего. Неполный список моих преступлений. Еще одна незавершенность в моей безалаберной жизни, которая сплошь — одни незавершенности.

И Денни — по-прежнему глядя вниз и не видя ничего, кроме грязи, — говорит:

— Ты еще тут?

И я опять подношу ему к носу платок и говорю:

— Сморкайся.

Глава 5

Свет на снимках был слишком резким, так что тени фигур на бетонной стене получились какими-то чересчур темными. Самая обыкновенная стена в каком-то подвале. У обезьяны — усталый вид. Шерсть — вся в проплешинах от чесотки. У парня вид тоже больной: кожа бледная, лишний жирок на талии. Он стоит раком, задницей к зрителю, опираясь руками о согнутые колени, — причиндал уныло свисает, — и улыбается в камеру, обернувшись через плечо.

«Блаженная улыбка» — не совсем верное слово, но это первое, что приходит на ум.

Больше всего в порнографии мальчику нравился даже не секс. Не изображения красивых людей, которые трахаются друг с другом: головы запрокинуты как бы в экстазе, на лицах — фальшивые предоргазменные гримасы. Во всяком случае, поначалу. Он разглядывал эти картинки в Интернете, когда еще даже не знал, что такое секс. Сейчас в каждой библиотеке есть комп с выходом в Интернет. В каждой школе.