Угасший огонь

III

Капитан Томас выглядел тяжелобольным. Лесной капитан привез беглого негра, но старик даже не взглянул на него. Он чувствовал себя оскорбленным, обесчещенным. Целыми днями он молча лежал в своем гамаке, безучастный ко всему. То вдруг, точно призрак, капитан Томас начинал ходить из угла в угол, охваченный безысходной тоской. Каза-гранде в Санта-Фе погрузилась в тишину. Сеу Лула читал газеты, доставлявшиеся из Ресифе. Дона Амелия в жаркие послеобеденные часы играла вальсы, которые так любил слушать ее муж. Все были озабочены состоянием капитана. Не могла же эта история с Домингосом подействовать на него! Но он так переменился. Капитан молча переживал свое унижение. Он чувствовал себя побежденным, опозоренным, уже ни на что не годным. Теперь он, Томас, хозяин энженьо, не заслуживает никакого уважения. От него убежал негр, а он отправился за ним вдогонку и не смог вернуть, его оскорбил какой-то хам в рубашке навыпуск и чуть не избил. Нет, теперь он не сможет прикрикнуть ни на одного негра. Если бы у него был сын, способный отомстить за оскорбленного отца, или хотя бы мужчина в семье, который бы снял с него этот позор! Зять — неплохой человек, но что взять с этого размазни! Он смотрел на связанного негра, избитого лесным капитаном, и, казалось, не видел его. Для него Домингос продолжал оставаться беглым негром, более сильным и могущественным, чем он сам. Хозяин энженьо Санта-Фе погнался за беглым негром и оказался не в силах вернуть его. Такого унижения он не мог вынести: отныне он считал себя человеком конченым. Что у него осталось в жизни? Сумасшедшая дочь (теперь Оливия жила дома) и Амелия, преданная своему мужу, который ничего не умел делать. Капитана Томаса навещали друзья; он принимал их, лежа все в том же гамаке. Заехал каноник Фредерико, который собирал деньги на постройку церковной колокольни. Томас молча дал священнику денег, так и не поднявшись с гамака и не проронив ни одного слова, хотя каноник пытался поговорить с ним по-дружески; казалось, он не слышал его слов. Перед отъездом каноник сказал «Луле, что очень обеспокоен состоянием капитана. Вероятно, тот болен. Утром и вечером к нему заходил управляющий сообщить новости и получить дальнейшие распоряжения, но Томас относился безучастно ко всему, что происходило в энженьо. Он стал совсем другим. Старая Марикинья высказала свои опасения зятю и дочери. Она боялась, как бы с мужем не стряслась беда. Все в доме беспокоились за капитана. Весть о его болезни разнеслась по округе. Ходили слухи, что Томас помешался после того, как его оскорбили в Кампина-Гранде и он уехал оттуда оплеванным. Прошло несколько месяцев. Дона Амелия перестала играть на рояле. Лула начал заниматься хозяйством Санта-Фе. Во всяком случае, болезнь тестя отвлекла его от газет. Сеу Лула стал разъезжать верхом на лошади, покрикивать на негров. Старая Марикинья благодарила бога. Муж мог теперь быть спокоен, зять взял управление Санта-Фе в свои руки. Но это уже было не то энженьо, что раньше. Начался сбор урожая. Лежа в своем гамаке на веранде, капитан вдыхал запах патоки, варившейся в котлах, слышал шум колеса, приводившего в движение механизмы, крики негров, скрежет жернова, выжимавшего сахарный тростник. Но даже и это не вывело его из состояния полного оцепенения. Дона Марикинья надеялась, что сбор урожая поможет вернуть к жизни ее мужа. Она часто говорила негритянкам:

— Вот увидите, как только начнется выжимка сахарного тростника, он встанет и возьмет дело в свои руки. Вот увидите, когда начнется работа, Томас встанет.