И вот работы начались, негры пели у жернова, сахар все прибавлялся и прибавлялся в цеху очистки, а капитан продолжал лежать в гамаке. Он почти ничего не ел, мрачно смотрел вдаль, говорил тихо, как смертельно больной человек. Все разом отошло от него: плантации, невольники, хлопковые поля. Все ушло из жизни капитана Томаса — хозяина энженьо. Дона Оливия целый день что-то бормотала, то плача, то смеясь. А капитан все молчал и лежал в гамаке с длинными оборками. Он уже больше не поправится, думала жена. Он умер духовно. Марикинья сразу поняла, что зять не способен управлять энженьо. И тогда она решила сама взяться за дело. Ей было нелегко прийти к такому решению. Но выхода не было. Она хорошо поняла это во время сбора урожая. Видела, что зять поступает не так, как было заведено в энженьо, что он несправедливо велел выпороть отличного работника — сахаровара Николау. Она не могла допустить, чтобы негров избивали просто так, из-за пустяков. Система майора Урсулино из Итапуа, измывавшегося над невольниками, ее не устраивала. Нет, этого допускать нельзя. Она вызвала зятя и потребовала, чтобы он не смел понапрасну наказывать негров. Лула рассердился. Амелия ходила хмурая. Марикинья не стала обращать внимания на недовольство молодых. Теперь все распоряжения исходили от нее. Она была хозяйкой энженьо, сама продавала сахар возчикам из Итабайаны. Иногда она поручала зятю вести переговоры в Пиларе. И он ездил туда в кабриолете, наполняя окрестности звоном колокольчиков. Сама дона Марикинья редко выезжала на мессы в Пилар. Она вела хозяйство, присматривала за всем и всем управляла. Негры утром и вечером приходили к ней за благословением, управляющий — за распоряжениями.