Угль, пылающий огнем

Тропою концентрационной,
Где ночь бессонна, как тюрьма,
Трубой канализационной,
Среди помоев и дерьма,
По всем немецким и советским,
И польским, и иным путям,
По всем плечам, по всем мертвецким,
По всем страстям, по всем смертям
Я шел. И грозен, и духовен
Впервые Бог открылся мне,
Пылая пламенем газовен
В неопалимой купине.

Два года спустя Липкин напишет «Возвращение из Египта», где у поэта, для которого Талмуд, Тора были не только книгами, но и самой жизнью, снова зазвучит библейская тема.

Гладит бога, просит, чтоб окрепла,
Женщина, болящая проказой,
Но поймет ли, что такое лепра,
Этот идол крупный и безглазый?
Воздух пахнет знойно, пыльно, пряно,
Горяча земля и нелюдима,
И смеются люди каравана,
По всему видать, — из Мицраима…

В пору хрущевской оттепели, когда у шестидесятников, которым было тогда около 30 или тридцать с небольшим, появились не только надежды, но и некоторая вера в «светлое будущее», зрелый поэт Семен Липкин написал в 1960 г. стихотворение «Мертвым».

В долгой, замкнутой, душной чугунности, Где тоска с воровским улюлю, Как же вас я в себе расщеплю, Молодые друзья моей юности?

К Яру Бабьему этого вывели, Тот задушен таежною мглой. Понимаю, вы стали золой, Но скажите: вы живы ли, живы ли?

Вы ответьте, — прошу я немногого: Там, в юдоли своей неземной, Вы звереете вместе со мной, Низвергаясь в звериное логово?

Или гибелью вас осчастливили,

И, оставив меня одного,

Не хотите вы знать ничего?

Как мне трудно! Вы живы ли, живы ли?

Это стихотворение, почему-то мало замечаемое исследователями творчества С. Липкина, на мой взгляд, одно из самых значимых в его творчестве…

<2> Мои встречи с С. Липкиным

Первая встреча была заочной.

Это было в Одессе в 1967 г., в магазине «Поэзия». Одесситы уверяли, что то был единственный «поэтический» магазин в тогдашнем СССР. В этом маленьком магазинчике на Греческой площади любители поэзии читали стихи — свои и чужие. Однажды кто-то принес туда книжечку неизвестного мне доселе поэта С. Липкина «Очевидец». И до сих пор я помню строки одного из стихотворений, кажется, первого в этом сборнике.

Есть прелесть горькая в моей судьбе:
Сидеть с тобой, тоскуя о тебе.
Касаться рук и догадаться вдруг,
Что жажду я твоих коснуться рук.
И губы целовать, и тосковать
По тем губам, что сладко целовать.

Когда я услышал это стихотворение, оно показалось мне гениальным. Может быть, еще и потому, что я, как и новый для меня поэт, был в очередной раз влюблен и испытывал те же чувства, что и автор этих дивных строчек. Стихи я, конечно, впитал как откровение, но фамилию автора на какое-то время забыл. Уж слишком громкие и модные имена молодых поэтов звучали тогда в магазине «Поэзия»: Вознесенский, Ахмадулина и, конечно, популярный, но далеко не юный Асадов.

Во второй раз о С. Липкине я услышал, когда бушевали страсти вокруг «Метрополя», но наряду с нашумевшими именами авторов альманаха его имя в этой идеологической истерии прошло для меня малозамеченным.

Третья встреча, тоже заочная, состоялась где-то в середине 80‑х на даче у Межирова. Александр Петрович рассказал мне, что Липкин когда-то перевел стихотворение Бялика, очень значимое для моей будущей книги о Михоэлсе…

Наконец-то теперь состоялось и личное знакомство. Произошло это 10 января 1988 г. дома у Семена Израилевича. Я пришел к нему по рекомендации Моисея Соломоновича Беленького, друга и соратника Михоэлса. Давая мне на иврите стихотворение Бялика «Последнее слово», он сказал, что перевести его может только Липкин: «Больше в СССР сегодня это не по силам никому», — безапелляционно заявил он.

Прав был Межиров — это стихотворение было крайне необходимо мне в работе над книгой «Соломон Михоэлс». От того же М. С. Беленького я узнал, что именно его на идише, а не на иврите читал Михоэлс, когда поступал в студию Грановского в Петрограде в 1918 г. М. Беленький заверил меня, что С. Липкин однажды это стихотворение уже переводил, когда к изданию на русском языке готовился сборник стихов Х. — Н. Бялика.

По телефону я рассказал Семену Израилевичу о своей просьбе, и мы условились о встрече. Когда я пришел к нему со стихотворением на иврите, он, улыбнувшись, сказал: