Угли войны

Он только отвернулся, отводя взгляд, – молодым всегда неловко рядом со старыми и больными. Сейчас с трудом вспоминалось, что всего три дня назад мы азартно, самозабвенно предавались страсти. Теперь он смотрел на меня совсем другими глазами. Поэтесса, которую он почитал, смялась в его руках, как глина, открыв лик Медузы – пожилой военной преступницы в снятых с трупа туфлях.

– Мне кажется, – спросил он через несколько минут, – или правда стало светлее?

Я двигалась на автопилоте, замкнувшись в жалости к себе. А теперь, когда Адам подсказал, заметила, что воздух вокруг нас незаметно осветился. От кварцевых стен и ребристого потолка исходило слабое млечное свечение – и оно усиливалось с каждым шагом вниз, так что еще через двадцать ступеней фонари стали не нужны. Мы их выключили и остановились, моргая в бледном сиянии.

Адам тронул гладкую стену ладонью:

– Красиво.

Я не могла не согласиться.

– Как в полнолуние.

– Полнолуние? – непонимающе переспросил Адам, и я с жалостью осознала, какая между нами пропасть и скольких чудес он был лишен в своей короткой жизни.

– Я в детстве жила на Земле, – тихо заговорила я. – У нас была маленькая ферма в предгорьях, стадо в полсотни коз. Здесь стены светятся, как светились залитые луной поля по ночам.

– А! – осенило его. – Ты об отраженном спутником планеты солнечном свете?

– Да…

Я тоже приложила ладонь к стене. Камень холодил даже сквозь перчатку и был немыслимо гладким на ощупь.

– …только это не так просто. Лунный свет особенный, ни на что не похож.

Я не находила слов, чтобы передать волшебство детства, когда стоишь ночью под луной, плывущей в небе подобно стройному и гордому галеону. Как бы мне хотелось снова вернуться туда, встать на пороге скромной хижины над долиной, очерченной сиянием и тенями, быть юной и невинной, не гнуться под грузом прожитых лет, смотреть вперед без трепета и без чувства вины. Я открыла рот, хотела что-то сказать. Но не успела. Нас догнало эхо. Голоса наверху, лязг оружия и брони.

Мы встревоженно переглянулись.

Это за нами.

33. Сал Констанц

Престон сделал шаг назад:

– По-моему, все хорошо. Кожа, во всяком случае, цела. Синяки, наверное, останутся.

Он не смотрел мне в глаза. Я сидела на краю стола в камбузе. Запахнув комбинезон, я до горла застегнула молнию.

– Спасибо.

Я опустила взгляд на бесчувственное тело Аштона Чайлда. Нод хорошо над ним поработал: распростертую, как на кресте, фигуру удерживали на месте толстые сварочные швы. Он лежал с закрытыми глазами, распустив губы, лицом к длинным светильникам на потолке. Принятых им амфетаминов, если верить Престону, хватило бы обеспечить бессонницу целому взводу, так что приходилось ждать еще несколько часов, пока организм вычистит из себя это снадобье.

– Вызовешь меня, когда он проснется.

Ключ так и болтался в пальцах у Альвы Клэй.

– А ты куда? – спросила она.

Я встала, опершись на стол:

– Поговорю с начальством.

Выходя из камбуза, я спиной чувствовала ее взгляд. Прошла по круговому коридору к ближайшему лифту. Когда открылись двери, шагнула внутрь, позволив поднять меня «наверх», в рубку почти точно в центральной части корабля.

Освещенная только работавшими дисплеями рубка представлялась надежной, как пещера. Бронированные стены герметично изолировали ее от других помещений корабля, и подача воздуха здесь была автономная. Даже если вражеский снаряд пробьет корабельный корпус, здесь у командного состава останется кое-какая защита. Можно продолжать бой, хотя бы корабль вокруг разлетался на куски; а в случае поражения офицеры погибнут последними из экипажа.

После того как мне прострелили руку, а потом еще и швырнули через стол, я чувствовала себя разбитой и осторожно опустила онемевшее тело на ложемент командного поста.

– Дай связь с Камроз, – велела я «Собаке».

Посланник Одом снял пиджак, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, и уголки глаз у него обвисли, как листья заброшенного цветка на подоконнике. Светящиеся цифры в углу экрана сообщали, что у него на станции немного за полночь.

Я вкратце сообщила о присланном «Собаке» предупреждении, о событиях в Северном и о безуспешной попытке Аштона Чайлда захватить корабль.

Слушая меня, он менялся в лице, становясь все более озабоченным. Дослушав, надул щеки и скривился:

– А теперь, полагаю, ты намерена предъявить жалобу относительно Престона?

Я почувствовала, как загорелись щеки.

– Вы знали, что он не врач?

Неужели он нарочно подсунул негодного медика, чтобы меня подставить? Это такой способ от меня избавиться?

Старик откашлялся:

– Что-то такое подозревал.

– Зачем же тогда?..

– Я в долгу перед его отцом, – отмахнулся Одом артритной ладонью. – Но у вас есть более насущные заботы.

Я удивленно подняла брови – не ждала, что он так легко и быстро признается.

– Безусловно. Как, по вашему мнению, нам следует действовать?

– С большой осторожностью.

– Разрешаете вооружиться?

Посланник часто замигал, несколько раз пожевал губами и произнес:

– «Злая Собака» списана из военного флота.

– Но если мы направляемся в ловушку…

Он крякнул и, подумав, согласился: