Углицкое дело

Но что тут можно было поделать? Ничего. И Маркел стоял и ждал. А тот человек, который привел его туда, сперва молча стоял и смотрел в боковое оконце на двор, а после сел на ступеньку и снял шапку, и так и сидел, о чем-то думая и время от времени вздыхая. А Маркел ни о чем не мог думать! Да у него частенько так случалось, думал он, что вот, кажется, стой себе (или когда сиди себе) и ничего не делай, а только думай, а вот не думается же! То есть думается только об одном – что он напрасно тратит время вместо того, чтобы делать дело. Так и сейчас, думал Маркел, боярин стоит службу в Спасе – и пусть себе стоит и дальше, а Маркел мог бы пока что сбегать к красному крыльцу да там похлопотать перед Вылузгиным, а то даже и перед самим боярином Василием (хотя тот и запретил даже близко к нему подходить), чтобы Авласку отпустили из губной избы, ведь Маркел сам его туда отдал, чего там, и Авласку отпустили бы, и они с ним вместе пошли бы к Андрюшке, а там Маркел исхитрился бы…

Но тут, как раз на этом месте, внизу послышался шум, и тот человек сразу вскочил, сказал: идут – и Маркел тоже снял шапку, которую было надел, и они оба отошли к стене и там замерли, как два болвана.

А снизу послышались шаги, а после показались оба, Михаил и Григорий, Нагие, а за ними шла их дворня, Маркел и тот человек им низко поклонились, а после распрямились уже только тогда, когда Михаил с Григорием дошли до них. Михаил Нагой сразу узнал Маркела и сказал:

– А, это ты! Хорошо, что ты здесь. Хочу с тобой поговорить. Так что никуда не уходи, жди здесь. А мы сейчас немного пообедаем, и я тебя позову.

И Михаил и брат его прошли дальше. А после прошла и их дворня, и та дверь в сени за ними закрылась. Опять стало тихо. Эх, только и подумал Маркел, да что тут скажешь! И всего только и сделал, что опять надел шапку. А тот человек, при котором он был, опять сел на ступеньку и еще громко зевнул. А после совсем затих и не шевелился. Может, он и в самом деле заснул, думал Маркел, сердито поглядывая на него сверху вниз, потому что самому ему сон даже на ум не шел. Да и ничего другого тоже не шло, была только одна досада и лезла другая дрянь, а из толковых мыслей подумалась всего только одна – что если Андрюшки тогда в корчме не было, когда Авласка к нему приходил еще во время службы в ту субботу, за час до того, когда царевича зарезали, то Андрюшка вполне мог быть тогда в кремле, а то даже в самих царицыных хоромах, потому что, а что, а нужно было человеку, принес лечебной водицы, царевичу она очень нужна, она ему помогает, сама царица часто говорит позвать Андрюшку: царев дьяк напустил на царевича порчу, а травник Андрюшка ту порчу снимает – прямо как рукой берет и вон ее, – вот как царица, небось, говорила, и вот как тогда думал Маркел, вместо того чтобы, взявши Авласку, идти и искать Андрюшку. Да, а что, без Авласки никак, тут же дальше подумал Маркел, усмехаясь, вчера Тит же говорил, что Авласка знает, где искать Андрюшку, который, как все говорят, пропал неизвестно куда еще в тот день, когда царевича зарезали. Тит, еще раз подумал Маркел, закрыл глаза и представил, какой он из себя. И еще представил (правильнее, вспомнил), как изменился в лице Евлампий, когда Тит назвал себя Титом. И за это Тит его и отравил, тут же само собой подумалось. А что, дальше подумал Маркел, а нечего было рожу кривить, если тебя об этом не просили, да и не отравил бы Тит – так прибил бы Фома, а это чем лучше? Да ничто ничем не лучше, уже в сердцах подумал Маркел, а не водился бы ты, Евлампьюшка, с такими приятелями, так был бы жив. Ну да, подумал Маркел дальше, не водился бы Евлампий с кем попало – то и не был бы кабацким головой! Подумав так, Маркел даже сердито крякнул и даже кулаком махнул. Тот человек от этого аж встрепенулся и поднял на Маркела голову. Но Маркел уже стоял как ни в чем не бывало и молчал.

Так он промолчал еще немного, думая опять о том же самом, а после вдруг раскрылась дверь, из нее вышел сердитый сторож и тоже сердитым голосом сказал:

– Маркел Косой, ты где? Тебя боярин заждался!

И Маркел, быстро сняв шапку, быстро пошел за тем сторожем в дверь. А дальше прошел через те сени, быстро глянул по углам, божницы нигде не увидел и тогда просто в уме трижды истово перекрестился, после чего уже вошел к боярину.

На этот раз боярин был один, то есть только Михаил Нагой, без брата. И одет он был не по-домашнему, а в шубу (летнюю) и при сабле. И не сидел он, а стоял и грозно смотрел на Маркела. Маркел же, как только вошел, сразу же отвесил ему низкий поклон, а после распрямился и посмотрел прямо в глаза, но ничего ни спрашивать, ни просто говорить не стал. Михаил Нагой на это очень недовольно хмыкнул и сказал:

– Дерзкий какой! Ну да и ладно, – сказал он сразу дальше. И велел: – Рассказывай!

– О чем? – спросил Маркел.