Углицкое дело

– Иди ты! – громко сказал Шуйский.

– Вот как Бог свят! – сказал дядя Игнат и перекрестился при этом.

Шуйский встал и вышел за ним следом. Все сразу отложили перья и начали между собой молча переглядываться. Когда же Шуйский и Игнат совсем ушли, Яков негромко сказал:

– Так, может, это не гонец, а сам Борис завтра сюда нагрянет?

– Типун тебе на язык! – сердито сказал Вылузгин. После так же сердито сказал: – Давайте! Давайте! А то завтра из самих перьев наделают!

Все опять взялись за дело. Маркел придавил пальцем то место, до которого он перебелил, а сам стал смотреть дальше. Дальше был расспрос Валерки Мальца, после – Нечая Баранчика, а после – Чудина Голована. А дальше была уже другая рулька, или, по-правильному, полудесть, Маркел взял ее и развернул и только начал было читать…

Как Вылузгин громко и очень сердито сказал:

– А ты сколько еще будешь возиться? – и подступил к нему.

– Так как тут быстро справишься! – сказал Маркел. – Их вон сколько!

– Знаю! – сказал Вылузгин. – Не хуже твоего! Сорок их человек было, вот сколько. И ты нам теперь, что ли, всех сорок будешь переписывать?!

– А как еще! – сказал Маркел.

– О! – сказал Вылузгин, обращаясь ко всем остальным. – Вы только гляньте на него! – И, опять обращаясь к Маркелу, теперь уже сказал ему как малому: – Нам они сорок не надобны. Что, государь про их всех сорок будет слушать? Да они одно и то же все нам говорили! Вот дай сюда!

Маркел дал ему написанное. Вылузгин быстро мотнул по рульке взглядом сверху вниз, после также быстро снизу вверх, сердито усмехнулся и сказал:

– Вот, я же говорил! Ну ладно. Некогда тебя сейчас учить. А сделай вот как. Сверху начни вот так: «Посошный человек Гриша Толстой Максимов, и с ним все другие посошные люди, сорок человек, в расспросе сказали…». Ну и так дальше. Понятно?

Маркел молчал. Тогда Вылузгин сказал еще такое:

– Ты из себя умника не строй! Тут люди дело делают. И ты его тоже делать будешь. Покуда я жив! И вот что еще. Ты чего так буковки выводишь? Тебя кто об этом просил? Ты же черновик выбеливаешь, а не беловик, понятно? Черновик от тебя нужен, вот что. Всё сначала переписывай! И чтобы рука легкость имела, легкость, чтоб плясала, вот тогда и будет черновик. Давай!

Маркел вздохнул, взял другой, чистый полулист, подумал, посмотрел на старое и начал: «А городчане посошные люди Гриша Толстой Максимов и все посошные люди сорок человек сказали в расспросе…». Ну, и так дальше и дальше. Теперь рука так и летала, буквы скакали то густо, то пусто, Вылузгин, проходя мимо, с одобрением сказал, что славно получается. Тогда Маркел еще прибавил и всё поглядывал то в дверь то в окно, поглядывал…

А у других то одно, то другое не ладилось, и тогда Вылузгин им то одному, то другому, то еще кому выговаривал примерно такими словами:

– Что ты тут написал? Убери это немедленно! Гадость какая, и царю это читать?! Вымарывай, кому сказал! А здесь кратенько надо. И мяконько. Перепиши.

Ну и так дальше. И вымарывали, и исправляли, и переписывали, потому что – а куда ты денешься. И дело мало-помалу шло вперед, Вылузгин брал подаваемые ему густо исписанные рульки, еще раз их прочитывал и передавал Илье, Илья их складывал одну к другой и некоторые даже уже склеивал между собой, а Вылузгин поглядывал на пустеющий короб с чистой бумагой и, с трудом скрывая радость, приговаривал:

– Разорите вы меня! Все запасы скоро перепачкаете! Ох, завтра гонцу пожалуюсь! – И, потирая руки, усмехался.

А за дверью, во дворе, уже понемногу начало смеркаться. А Авласки не было и не было. И вдруг…

Маркел увидел через дверь Авласку. Авласка стоял во дворе и тоже поглядывал в дверь, но с другой стороны. Вид у Авласки был довольный. Ну еще бы, подумал Маркел, из тюрьмы человек вырвался! И отложил перо и встал из-за стола. Вылузгин удивленно посмотрел на него. Маркел сказал:

– Пришли за мной. Я скоро. – И пошел к двери.

– Эй, ты чего это! – сердито сказал Вылузгин. – Кто позволил?! А ну сядь!

– Нет, не могу, – сказал Маркел, дойдя уже до двери и там обернувшись на Вылузгина. – Служба у меня такая, надо человека расспросить.

– Какой человек! И какие расспросы! – уже просто гневно вскричал Вылузгин. – Всех, кого надо, уже расспросили. Да и кого зачем было расспрашивать? Царевич по небрежности зарезался, а эти рады бунтовать! И теперь они все тут! – И он хлопнул ладонью по стопке выправленных рулек и грозно осмотрел подьячих. Те все преданно молчали.

А Маркел надел шапку и, даже не перекрестившись, вышел – вот как он тогда спешил! Но Вылузгин этого так не оставил – он тоже, и почти бегом, вышел следом за ним на крыльцо, увидел во дворе Авласку, и понял в чем дело, и грозно продолжил:

– А, вот оно что! Ладно, ладно! Обоим виска будет! И вырвут вам ноздри, собаки! Уж я похлопочу, похлопочу! Завтра гонец, а им гули! Погуляете вы после мне, ох погуляете! Ремней из вас нарежут, сволочи!

И он еще что-то грозил, а может, и увещевал уже, но Маркел его больше не слышал, а крепко схватил Авласку под руку и повел (почти что поволок) его прямо мимо колокольни к Никольским воротам, а там – через них, через мост…

24