Ещё несколькими годами раньше казалось, что «Колесо» будет на Западе подкреплено, а значит, защищено, по крайней мере французским и английским переводами. Но французы успели с «Августом», «Октябрём», а дальше замедлились. А по-английски – безнадёжно застряло у Виллетса, даже «Август» всё не кончен, всё перекладываются сроки. (Виллетс так честно-чувствителен к качеству перевода, уже отдаст издателю, но снова берёт на доделку – и сам над тем изнемогает, и здоровье его всё хуже.) А если нет «Колеса» на главных западных языках – оно становится удобной мишенью для всех как раз моих противников из третьеэмигрантов и славистов: с важностью знания они могут плести на европейских языках что хотят, и некому их проверить и опровергнуть. Да вот в Штатах и началась бешеная атака на русский «Август» – так как же, не дождавшись «Августа» английского, выставлять под новую атаку и «Март»?
Составляли мы, как у нас водится, «весы». За то, чтобы печатать: естественная жизнь книги. Да вот ещё: сохранность текста, у нас хранится две-три редакции, вдруг погибнут? Только напечатав пусть и жалкий эмигрантский полуторатысячный тираж, и можно быть спокойным за сохранность. – А против: вот – упреждающие атаки. И потом: в СССР-то всё равно почти не идёт, стало мало и трудно просачиваться. Так – зачем печатать?
Всё же ждали мы, ждали виллетского «Августа». Не дождались, и в конце 1986 выпустили два тома «Марта» по-русски.
Нечего и ждать, когда «Март» появится в переводах. А с «Августом» ещё то затруднение, что ведь он, однотомный, уже печатался 15 лет назад – и по издательским соображениям нельзя давать его снова, хоть и расширенный, сперва почему-то надо выпустить «Октябрь» – такое решение приняли издатели шведский, немецкий, итальянский.
А русские бы читали подряд, только дай, там это и нужно! – так не пускают. Мучительный путь у книги.
Осенью 1986 появился в Западной Германии полный «Октябрь». Язык доступен мне, значит, надо смотреть. Кой о каких недостатках перевода написал издателю Пиперу. А он стал присылать мне газетно-журнальные рецензии, да много, больше полусотни, – и просил дать интервью для германского телевидения. Я отказался: ведь я давно замолчал, не хочу снова выступать. Но стал читать и читать этот поток рецензий – и среди левых насмешек и брюзжания, и жалоб на объём книги (ах, не для вас и писалось так подробно!) встретил немало и понимания, и поиска понять, верно применяя русскую предреволюционную историю к сегодняшней европейской. Ведь немцы – единственные из европейцев хоть и с враждебной стороны, но разделяли ту нашу историю, в «Колесе» есть косвенно и о них, и они это чувствуют. (Хотя удивишься, как вывели из «Октября Шестнадцатого» некоторые: что уже тогда, за год, Октябрьская революция 1917 года была
И на каком-то десятке этих рецензий я склонился: а надо интервью – дать, помочь этим поискам. Если у книги моей такая уродливая судьба и неизвестно, сколько ещё лет она будет развиваться вне России, – надо поддержать её жизнь и в Европе, Европа нам никак не чужая. Не объяснять, конечно, «что я хотел выразить этой книгой» и «какая её главная мысль» (обычные глупые вопросы), – а может, удастся и серьёзный разговор, вполголоса. Только не телевидение – оно поверхностно. Пипер обрадовался моему согласию, но объяснил: газету, как «Франкфуртер альгемайне», читают мало, а «Вельт» – все читатели и так за меня, а вот бы – журналу «Шпигель», миллионный тираж и простой читатель. От «Шпигеля» неприятные воспоминания, как мы сталкивались в 1974, но, что ж, всё лучше «Штерна». Однако поставил я Пиперу, видно, нелёгкое условие: чтоб интервьюер, пусть не из штата «Шпигеля», был бы сам на высоком литературном и историческом уровне. И ещё: только в русле моих книг, и ничего о политике. И ответил Пипер: приедет брать интервью сам главный редактор «Шпигеля» Рудольф Аугштайн. Условились на осень.
А весной 87-го, едва разгорелись передачи «Марта» по Би-би-си (сняли глушение), – прикатил заказ и от «Немецкой волны»: и они тоже хотят читать «Март», хоть немного. Я, конечно, согласился.
Всё же если книга весомая – то она пробивается сама.
Только «Голос Америки», затравленный за мой столыпинский цикл, молчал. Аля сострила: «Теперь “Март” скорей напечатают в Москве, чем передадут по “Голосу”». И ошиблась: вот предложил мне и «Голос» изготовить для радио плотный конспект «Марта», часов на 25.