Да ведь что за страна Америка – невразумлённая (хотя вроде бы столь просвещённо-демократическая): через кучку своих профессиональных политиков она каждодневно безпечно себя предаёт, а вдруг минутами вспыхивает в гневе, но совершенно слепом, и крушит что где попадётся. Советы сбили корейский авиалайнер[559] – в Нью-Хейвене в
Шатко. Русская почва мне ещё долго может не открыться, и до смерти, а американскую – не могу ощутить своей.
Без твёрдой земли под ногами, без зримых союзников. Между двумя Мировыми Силами, в перемолот.
Тоскливо.
Что именно с весны 1985, когда меня пережерновывали с двух сторон и положение моё казалось таким безвыходным, – что именно с апреля 1985 (так советская печать урочит сейчас начало изменений) в СССР что-то новеет – от нас не было видно никак. Разве что американский канал NBC, показывая московскую первомайскую демонстрацию, комментировал: «Сегодня люди в СССР радуются». (Так им и все 60 лет мнилось, что «радуются».) Новым горбачёвским министром иностранных дел стал главный грузинский гебист Шеварднадзе. Всё с тем же оголтелым безумством успели заискливо подарить Соединённым Штатам Берингов шельф[561], сдавая сразу и стратегию, и рыболовство, а ещё отдельным безумством готовили поворот северных рек – и казалось, нет сил остановить большевиков и на этом последнем пределе России. Как раз тогда арестовали и осудили на 6+5 Льва Тимофеева, ещё одного отчаянного переходчика из правящей касты в гибнущий стан. Режим в лагерях сатанел, если это ещё возможно. На полгода кинули в одиночку Ирину Ратушинскую. Всё так же безсильны были наши попытки спасти Ходоровича. Аля выступала, и сговаривала на выступление видных западных журналистов, крупные христианские организации. Однако ничто не помогало. В 85-м Ходоровича, уже с туберкулёзом, кидали в ШИЗО, потом в бандитскую камеру. В апреле 1986 ему в заполярном Норильске врезали второй срок по «андроповской» статье (продление без нового суда), Аля полыхнула в ответ зло[562]. Незадолго до того в Москве накрыли и В. Славуцкую в момент передачи ей от нас 30 тысяч советских рублей для Фонда, грозил и ей арест, и её имя вместе с покойной Столяровой полоскала «Советская Россия»[563]. Деятельность Фонда в СССР пока вынужденно пресеклась, и Ходорович – никто не осудил бы его! – вполне бы мог дать требуемое от него заверение, что «больше этим не будет заниматься», – но он, с одним лёгким, оставил себя погибать в Норильске. Той же весной – апокалиптический Чернобыль, воровское молчание вождей и пронзительный вид (подхваченный и американским телевидением) украинских танцев на Крещатике в первомайскую демонстрацию, в радиоактивном воздухе. Тут же вслед, на выпуске из заключения Юрия Орлова, – в страх ли всем или вправду, – ему показали в Лефортове следственное дело, открытое в целом против Русского Общественного Фонда.
Всё казалось безнадёжно, как и всегда от ленинских времён. (Скорее – что-то сдвигалось в Китае: летом 1985 отменили обязательность марксизма в вузах и объявили опрос населения с его мнением о местных руководителях. Дивно?!)
Вдруг к лету 1986, через полтора горбачёвских года, прикатил к нам слух, торжество: что северных рек – не будут поворачивать!! – то ли совсем отказались, то ли на время, не будут пока. В дополнение тут промелькнули и два съезда – писателей и кинематографистов, что-то со смелыми весьма речами, а где – и со сменой руководства. (Аля: «Сердце скачет! Нельзя не надеяться!») Но и знал же я невылазную загрязлость семидесятилетней советской лжи, иногда наблюдал ей и свежие примеры, вот пришлось посмотреть кассету нового фильма «Трактир на Пятницкой» – самое безсовестное пенкоснимательство с ещё не раздавленных при НЭПе чёрточек старой жизни, а после пенок рот утря – да рыгнуть всё той же гнусной, безпросветной, безпощадной советской идеологией (сценарий Н. Леонова); даже издыхая – доказывать будут свою правоту. – Или новое достижение Никиты Михалкова «Раба любви» (сценарий Ф. Горенштейна): снять пеночки с памяти о Вере Холодной и ещё, и ещё раз огадить белогвардейцев как невиданных злодеев, красный детектив с благородными подпольщиками. Что же изменилось?
Утешался я только доходящими из СССР новыми работами В. Распутина, В. Астафьева, Г. Семёнова, Е. Носова: всё-таки не иссякла, всё-таки и в советской пустыне лилась струя подлинной – и никак, ни в чём не подхалимской русской литературы. Но достаточно ли её для общего возрождения сознания?