Угодный богу

Через какое-то время перед царем предстал молодой человек, весь вид которого выдавал в нем неукротимого гордеца. Пятнадцатилетний Рабсун сильно вытянулся, но еще не настолько, чтобы соперничать со своим братом Амонхотепом, конкурентом в борьбе за трон Египта. Юноша был худой и нервный. Его обострившееся лицо, пробивающиеся усы и острые колючие глаза сбили бы с толку того, кто попытался б определить его возраст. Можно сказать, он был красив, но той холодной красотой, какая бывает у людей безжалостных и самодовольных. В его годы появляется жажда самоутверждения, желание доказать всем собственную значимость. Это как нельзя наглядно читалось во взоре и жестах юного принца.

– Ты звал меня, повелитель? – вальяжным тоном спросил молодой человек на не совсем чистом хеттском языке.

– Да, Рабсун, побудь со мной, 0 смягчая интонации, промолвил царь.

– Ты скучаешь? – задал вопрос юноша.

– О, нет, мой дорогой племянник. Я не могу соскучиться, когда вижу предо мною мое войско.

– Да, дядя, это занимательная картина. Но те самые негодники, которых ты взял в свою армию и с кем ты желаешь покорить чужие земли, они не желают признавать меня, тогда как я – единственный представитель твоего царского дома здесь, в этой пустыне! А раз они так относятся ко мне, то чего можно ждать от них в будущем? Они изменят тебе в первый удобный момент, ты проиграешь битву!

– Они устали, – ответил царь, стараясь казаться спокойным. – Им очень долго пришлось идти по жаркой земле.

– Они никуда не годные воины! – заявил Рабсун, вскидывая подбородок. – Ты не завоюешь с ними даже самого малого селения! Твоя затея пропадет, как дым от костра! А ведь и тебе, и мне нужна такая армия, с которой я двинусь на Египет и верну себе отобранную предателями власть!

– Ты горячишься напрасно, – негромко сказал Суппиллулиума. – Не обижайся на них, они еще покажут себя, едва только им выпадет такая возможность.

– Да, они покажут себя! – зло воскликнул юноша, теребя саблю в ножнах.

– Я не сомневаюсь, мой племянник, мой сын.

– Прости, повелитель, я оставлю тебя, – сказал Рабсун.

Царь опустил веки в знак того, что не возражает против ухода племянника. Юноша со злобно стиснутыми зубами молча удалился, не оглядываясь. Суппиллулиума проводил его томным и невозмутимым взглядом и после паузы процедил себе под нос: «Шелудивый щенок! Ты возомнил, что я отдам тебе Египет! Гордец! Посмотрим, кто будет править страной пирамид!» Слуга с опахалом не спеша отгонял от владыки вялых насекомых, отважившийся летать в такую жару и, казалось, не слышал слов повелителя.

Рабсун шел прочь от навеса Суппиллулиумы, и драгоценная сабля стучала по его левой ноге.

Ипет-Исут.

Пользуясь утренней прохладой, царица Нефру вошла на рассвете в ипет-исутский храм, излучающий свет луны и звезд ночами и нестерпимо блистающий в течение дня. Высокие колонны, поддерживающие воздушные плоскости крыши, образовывали бесчисленную череду вертикальных линий, и, казалось, были соединены с самим небом. Ступени вели внутрь здания, состоящего из нескольких залов: каждый камень храма излучал неповторимые теплые краски утренней зари. Повсюду блестело золото отделки: белое и желтое: где-то в сверкающей глубине горел негаснущий огонь алтаря Амона. Ничего не изменилось за эти три года, словно время не касалось священного здания.

Верховный жрец встречал царицу. Это по его приказу были зажжены факелы, высветившие затемненные части храма. Советник Амонхотепа, верховный сановник Такенс представал перед царицей как живое воплощение смирения и благоговения.

Колыхалось пламя факелов, блистала позолота и косые солнечные лучи, начинавшие проникать в храм, выхватывали для глаз поистине неземные драгоценности. Казалось, вся слава мира, созданная Амоном-Ра-несут-нечером, собрана здесь!

Царица приближалась к жертвеннику: юная, на редкость прекрасная, способная по красоте вступить в соперничество со всем богатством храма. И двое рабов чуть поодаль несли за ней дары Амону. Сама же царица казалась лучшим даром богу солнца.

У алтаря Нефру остановилась и обратилась взором к статуе оракула, принесший ей счастье три года назад, во время праздника долины.

– О, могущественный бог солнца, покровитель Египта и Уасета, Амон-Ра! Я, дочь твоя, жена твоего сына, правлением которого ты доволен, мудростью которого ты восхищаешься и чья доброта – это твоя доброта, могущественнейший Амон, я, Нефру, царица земли египетской, земель Сирии, Нубии и Палестины, пришла в твой благословенный храм принести тебе свои дары, дабы отблагодарить тебя за счастье мое, за любовь и радость. Прими же, Амон, мои подношения.

Она повернулась к слугам и, взяв с подносов по горсти драгоценностей в каждую ладонь, ссыпала их на жертвенный камень. Затем вновь взяла по горсти золота и каменьев и опять возложила на алтарь. Царица принесла в жертву богу несколько золотых слитков, небольшой змеевидный браслет из дорогого металла – железа, штук десять колец, пять дебенов золота, белую цепочку из сплава золота и серебра и множество драгоценных камней.