Угодный богу

Эхнатон молча кивнул, с некоторым недоверием глядя на начальника скульпторов, который в это время быстро вышел из комнаты и тотчас вернулся. За ним вошел темнокожий слуга, в руках которого был какой-то предмет, громоздкий и легкий одновременно. Фараон сделал знак, чтобы слуга приблизился. Тот поставил предмет почти у самых ног повелителя и, совершив целую серию церемониальных поклонов, удалился.

Эхнатон взглянул на то, что внес слуга, и уже не смог оторваться. Его внимание полностью поглотило чудесное кресло, составленное из цилиндрических гладко отшлифованных веточек, хитросплетение которых представляло загадку и главную прелесть работы Халосета. Они переплетались, создавая неповторимые фигуры строгой симметрии. Верхняя часть кресла не была высокой, так что сидящий не смог бы прислониться затылком к спинке, но это не нарушало общей гармонии. Ручки кресла, гладкие и удобные, выточенные по форме руки и локтя, переходили в нижнюю, самую удивительную часть трона. Она казалась головоломкой, блистающей свежо и радостно, как гладь бассейна, и излучала тепло души своего создателя.

Глаза фараона загорелись тем наивным восторженным блеском, какой бывает у ребенка.

– Что это? – завороженный, спросил он, не смея оторваться от стоящего перед ним предмета.

– Это трон, повелитель, – степенно ответил Тутмес.

– Трон? – удивленно переспросил фараон.

– Да. И хотя он не покрыт золотом и драгоценными инкрустациями, его место в твоем дворце! – молвил Тутмес.

– Ты верно сказал, – Эхнатон все еще не сводил глаз с подарка. – И если существуют другие троны, блистающие позолотой, то этот, простой деревянный – настоящий фараон среди них. Кто создатель того чуда? Я не знаю при дворе ни одного мастера, который был бы способен так тонко работать с деревом. Этот человек настоящий ювелир по дереву, как ты – по камню.

– Благодарю, владыка, – ваятель сдержанно поклонился.

– Но дерево требует совсем иной техники, чем камень, не так ли?

– Да, фараон.

– Неужели этот человек сему научился сам, презрев опыт мастеров?

– О, повелитель, – начал Тутмес. – Он хотел познать секреты ваяния и однажды осмелился просить об этом кого-то из именитых скульпторов, но получил отказ.

– Мне знакомо это, – перебил Эхнатон. – Нищие стремятся вверх, как ростки к солнцу, уповая на чье-то милосердие, и получив помощь, добиваются богатства и признания. Но дети их, выросшие в достатке, забывают о том, что есть кто-то, кому так же нелегко, как когда-то было их отцам. Ты слышал, достославный Тутмес, что рожденный крестьянином должен подчиниться своей судьбе и обрабатывать землю всю жизнь?

– Слышал.

– А говорят, что ваятелем может стать лишь тот, кто родился в семье скульптора. Про таких думают, что они иначе видят краски мира и слышат звуки природы. Согласен ли ты с этим?

– Мне трудно говорить, мой фараон, потому что мой отец был рыбаком. Я жил на берегу моря и мечтал найти человека, который научил бы меня делать из глины живые лица людей. Наверное, дело в тебе самом, а не в окружении. И еще я не поддерживаю тех, кто определяет возраст, при котором рано или поздно учиться. Главное, усердие и способности человека. Например, этот юноша, что прислал тебе трон, только видел со стороны, как работают мастера.

– Покажи мне его, – велел Эхнатон.

Повинуясь словам фараона, Тутмес вышел прочь и вскоре ввел в комнату оробевшего молодого человека, взглядом скользящего по диковинным росписям стен, и увидев фараона, и вовсе окоченевшего от благоговения.

– Вот этот юноша, – смиренно сказал ваятель, отходя в сторону.

Халосет дернулся следом, словно боясь остаться без надежного защитника, но нашел в себе силы остаться на месте. Эхнатон рассматривал вошедшего, и морщины на лбу и вокруг глаз расправлялись; это означало, что молодой человек ему нравился. Халосет же чувствовал себя неловко в чужой одежде, одолженной у Тутмеса, и боялся показаться смешным.

– Кто ты? – прозвучал вопрос фараона.

– Халосет, – отвечал юноша, краснея до ушей, что было не слишком заметно под густым загаром, но сам он ощущал, как пылают щеки.

– Ты сделал это? – Эхнатон жестом руки показал на трон.

– О да, несравненный владыка!

– Как удалось тебе создать столь совершенную вещь? Много ли ты сделал ей подобных?

– Ни одной, – Халосет опустил глаза, Эхнатон с Тутмесом переглянулись, ваятель пожал плечами на немой вопрос фараона. – Это моя первая работа, и я хочу подарить ее тебе, повелитель Египта!

– А может, ты выдаешь за свое то, что сделано не тобой?

– О нет, могущественнейший! – Халосет взглянул на Тутмеса, ища поддержки.

– Я это спросил не для того, чтобы выказать тебе недоверие вместо благодарности. Я хочу, чтобы ты остался во дворце и учился ваянию. Ты заслужил это право, но хочешь ли этого сам?

– О фараон! Я… – у Халосета перехватило дыхание, и он не смог продолжить.

– Достославный Тутмес, – обратился повелитель к начальнику скульпторов. – Готов ли ты взяться за обучение этого юноши, чтобы сделать из него хорошего мастера?