Угодный богу

– Ошибаешься, я их вижу впервые, как и ты. Но я должен уметь видеть и проникать в суть вещей. Это самая начальная ступень для художника. И ты ее быстро осилишь.

– О, учитель, это очень сложно.

– Не говори так, потому что подобными словами ты закрываешь себе путь к развитию. Ты можешь видеть, ибо тебе даны глаза, запоминать, ведь у тебя есть память, и ты способен чувствовать сердцем, – это дано тебе от рождения, твоя работа тому подтверждение.

Они некоторое время сидели, не разговаривая. Девушки с женихами ушли, прибыли новые люди, но среди них не было ни одного крестьянина или ремесленника. Халосет сказал об этом Тутмесу.

– Ты заметил? – восхищенно переспросил тот. – Верно, ни ремесленники, ни крестьяне не бегут к бассейну в разгар дня. Они, пользуясь дневным светом, дарованным Атоном, спешат работать и сделать как можно больше, чтобы прокормить семью.

– Они трудятся, а мы сидим тут… – вдруг уронил Халосет.

– Что ты сказал? – удивился Тутмес.

Юноша не ответил.

И тогда скульптор сдержанно произнес:

– Ты прав, мой ученик. Мы действительно сидим в прохладе в то время, как крестьянин машет кетменем, стоя по колено в едкой воде, а стражник не сходит со своего поста и слепнет от солнца. Мы сидим здесь, но есть земли, где люди убивают друг друга. Где-то на другом конце Египта повальная болезнь уносит человеческие жизни, а мы сидим и смотрим на воду и на купающихся людей, не знающих горя в этот короткий миг. Ты прав, но прав лишь отчасти, ведь в тебе идет кропотливая работа мысли и ощущений, цепь образов и стремление запомнить это навсегда. Ты занят делом, ты трудишься, несмотря на то, что сидишь неподвижно. Думал ли ты об этом?

– Нет, – пробормотал Халосет.

– Конечно! – Тутмес разошелся. – Ты не мог об этом думать, и ты не видишь ничего вокруг. Вон там прекрасный египтянин вышел из воды и сейчас утирается белым полотнищем. Посмотри на его тело. Какие линии! Когда я вижу подобное совершенство, пальцы мои так и просятся запечатлеть в камне эти формы. Нога его, словно вылепленная искусным мастером, еще хранит на себе влагу бассейна. Что может сравниться с красотой человеческого тела? Бронзовая кожа, смягчающая для глаза переплетения чудесных упругих мускулов, игра солнечного света и этот разворот тела! Что может быть прекрасней естественности? Вот почему я порой прихожу сюда и издали смотрю на купающихся. Сверкающее тело – совсем не то, что матовое: выразительнее и весомее становятся все мышцы, каждая форма, объем. Это отличный материал для скульптора, его учеба. Смотри, смотри во все глаза и запоминай!..

– Не знаю, каким образом мне пригодится моя память, – пожал плечами Халосет.

– Это называется иначе – наблюдательностью. Не стремись напрягаться до боли в голове. Нужно уметь просто смотреть, просто видеть, и в необходимый момент твоя память сама преподнесет тебе то, в чем ты нуждаешься. Ваятелю полагается иметь очень большой запас наблюдений; он должен уметь думать и выносить из них полезное для себя и своей работы. Начинай с сегодняшнего дня, копи, думай. Пока ты не одолеешь мышлением скульптора, ты не освоишь и мастерство ваяния. Это не пустые наставления. Ты должен понять, о чем я говорю, и приложить старания.

– А мне еще не поздно учиться? – произнес Халосет.

Скульптор в ответ весело хлопнул его по спине:

– Смотри, как бы мне не пришлось учиться у тебя.

Юноша смущенно улыбнулся.

– Ты многое постигнешь, мой ученик, – продолжал Тутмес. – Ты поймешь, что твоим вечным соперником, врагом и партнером станет камень – холодный, шершавый, коварный и непослушный, готовый в любой момент совершить предательство, раскрошившись от неловкого движения инструмента. Или вдруг обнаружит скрытую в глубине трещину – и тогда пойдет прахом и твой тяжелый труд, и бессонные ночи, и потерянное здоровье. Запомни, Халосет, что более опасного врага, чем камень, невозможно вообразить. Но зато при твоей победе над ним он станет лучшим и преданнейшим другом, хранящим на себе память о скульпторе на долгие годы, века, а может, и тысячелетия.

Юноша слушал его, завороженный.

Тутмес и сам увлекся, а затем вдруг неожиданно спросил:

– А где ты живешь?

– Там же, где и раньше, – смутился Халосет. – Моя деревня примыкает к городу.

– Тебе не будет трудно ходить оттуда во дворец каждый день? Ведь если мы не будем встречаться ежедневно, я не смогу ничему научить тебя.

– Ну, если надо… – Халосет несколько поскучнел.

– Знаешь что, – неожиданно бодро сказал скульптор. – У меня есть время, и мы пойдем к тебе.

– Зачем? – испугался юноша. – О, мастер, не надо!

– Я должен знать о тебе как можно больше, ведь ты мой ученик, – не отставал Тутмес. – Вдруг еще окажется, что ты вор или мошенник. То-то будет радости фараону.

Халосет свесил голову.

– Веди, – велел скульптор. – Я не знаю дороги. И я твой гость.

Молодому человеку ничего не оставалось, как подчиниться.