Угодный богу

– О, почтеннейший фараон! – сдержанно отвечал ваятель. – Мы уже обо всем договорились между собой. Я буду учить Халосета, даже если он окажется непослушен, ленив, нагловат и не захочет называться моим учеником, как воспротивился стремлению Сменкхары дать ему новое имя.

– Сменкхара в Уасете, – задумчиво проговорил Эхнатон, не замечая иронии Тутмеса. – Я благодарю тебя, преданный юноша! Твой трон не только займет главное место в моем дворце, он станет символом власти фараона Эхнатона, для которого опорой является немху и кому не к лицу сидеть на золоченом троне. Ты получишь деньги и одежду в знак моей признательности.

– Мне не надо! – поспешно сказал Халосет. – Я уже награжден сверх ожидания, ведь я буду учиться ваянию.

– Ты юн и пылок. Душа твоя открыта, но не отвергай того, что дарят от чистого сердца.

Фараон достал из шкатулки несколько золотых слитков и протянул молодому человеку. После некоторых колебаний тот принял их из рук Эхнатона.

– Это только малая часть цены твоей работы. Я назначу тебе постоянное жалованье, которого будет более чем достаточно для твоего пропитания.

– Благодарю тебя, могущественный!

– Ступай; и когда придешь ко мне снова, я хочу, чтобы ты уже был мастером.

Тутмес и Халосет поклонились и вышли из комнаты, и юноша во всех движениях старательно копировал ваятеля.

Оставшись наедине с чудесным подарком, фараон бережно провел рукой по его гладкой поверхности, затем перенес трон поближе к окну и сел на него, устремляя свой взор туда, где блестело рукотворное озеро и где под пенье птиц шелестели зеленые ветви.

А Тутмес и Халосет направлялись к воротам резиденции.

– Ты доволен? – спросил скульптор у молодого человека.

– О, я даже не смогу выразить словами всего, что чувствую! – воскликнул тот.

– Это хорошо. Когда не хватает слов, начинается поиск чувств, того, что составляет основу работы ваятеля, художника, архитектора, музыканта. Человек запечатлевает в подвластной ему форме то, чем живет его душа. Слов нет, есть только чувства. Сейчас они меня переполняют и мне не терпится начать наш первый урок. Надеюсь, ты мне не откажешь? – Тутмес лукаво посмотрел на собеседника. – Мы пройдемся по городу, поговорим о тех вещах, которые важны для скульптора. Как ты на это смотришь?

Халосет смутился:

– О, почтеннейший, это я должен спрашивать тебя, не откажешь ли ты…

– Довольно любезностей, – произнес ваятель, и оставшийся плефр до ворот они прошли молча.

Подойдя к охранникам, Тутмес обратился к самому огромному из них:

– Досточтимый Пхут. Этот юноша, – он указал на Халосета. – С сегодняшнего дня будет приходить сюда, потому что он – мой ученик. И если до меня дойдет, что стража не пускала этого молодого человека или подвергала его насмешкам, в тот же миг об этом узнает фараон. А ему подобные известия не нравятся. Понял ли ты меня, почтенный Пхут? – и Тутмес добродушно улыбнулся начальнику стражи.

– Понял, досточтимый мастер, – ответил тот хрипловатым голосом.

– Этот юноша носит имя Халосет, запомни, Пхут, ведь он так назовет себя, когда в следующий раз постучит в ворота, – добавил ваятель, незаметно подмигивая молодому человеку.

Стражник-гигант тихо крякнул.

– Как, ты говоришь, его зовут?

– Халосет, но это не важно, уважаемый, – сжалился над ним Тутмес. – Вполне достаточно, что ты знаешь его в лицо.

– Халосет, Халосет… – забормотал себе под нос Пхут, стараясь запомнить новое звукосочетание.

Стража открыла ворота, и ваятель с учеником отправились бродить по улицам Ахетатона.

Был разгар дня и многочисленные бассейны, питаемые водой из каналов, связанных с Хапи, не пустовали. Жилые постройки с плоскими крышами составляли основную часть города, площадь которого была поистине велика.

Тутмес привел Халосета к одному из тех рукотворных водоемов, что были окружены зарослями, и жестом предложил сесть на раскаленный камень бортика. Вода в бассейне была искристой, и блики солнца весело скакали по его дну и стенкам. На противоположной стороне от того места, где расположились Халосет и Тутмес, стояли две девушки, одетые во все белое, и смотрели на двух молодых людей, плещущихся в воде и что-то выкрикивающих им. По углам водоема резвились дети, подскакивая и поднимая фонтаны брызг. Всякий раз девушки у бортика вздрагивали и начинали смеяться, если на них попадали брызги. Им тоже хотелось освежиться.

Халосет засмотрелся на эту незатейливую сценку и, не сводя глаз со смеющихся девушек, обратился к скульптору:

– Скажи, учитель, что за люди купаются в этом водоеме?

– До чего же странно слышать, когда ты меня назвал «учителем»! – усмехнулся Тутмес. – Ну что ж, смотри. Вот эти дети предоставлены самим себе, они такие же, каким был ты, дети бедняков и ремесленников. Юноши – достаточно зажиточны, чтобы не работать, но не настолько, чтобы иметь свой собственный бассейн. А эти девушки – наверняка их невесты. Видишь, как соревнуются в ловкости их будущие мужья? Когда они поженятся, подобного уже не будет. Им незачем тогда соревноваться…

Он уловил на себе взгляд Халосета и осведомился:

– Ты думаешь, я знаю этих людей?

Тот молча кивнул в знак согласия.