Угол

— Здравствуй, Дендили. — я немного порассматривал совсем молодую, но уверенную в себе девушку и кивнул на свертки и канистры рядом: — Надо бы сменить воду и отдать продукты — по-моему, они уже испортились, но хлеб, наверное, можно пустить на сухари, да и сыр как-нибудь переработать.

— Ага. Сейчас пришлю людей. — Видимо, девчушка обладала должными полномочиями, чтобы не заниматься этим самой. — Хозяин велел показать вам вашу комнату и покормить. Пойдемте?

Я кивнул:

— Пойдем.

Повернувшись к самолету, я собирался подхватить неразлучный со мною земной рюкзак, когда за спиной сдавленно пискнуло что-то. Обернувшись, успел увидеть удирающую куда-то Дендили, а следом и причину ее поспешного бегства.

Через арку, стремительно, на небольшой высоте в моем направлении двигалась она — Ана. Высокая стройная фигура в привычном просторном комбинезоне, сливающемся цветом с лицом и руками темнокожей женщины, собранные в высокий небрежный пучок черные прямые волосы, точеное идеально правильное лицо без малейших следов недавних родов и последовавших за ними чудовищных известий, привычно надменный спокойный взгляд — это была именно она, моя скелле. Вместе с ней, окружая ее невидимым облаком, следовала неосязаемая, но отчетливо видимая по поведению окружающих аура неукротимой безжалостной мощи. Ана почти пересекла широкую площадь, пока я неподвижной статуей застыл на месте, когда в проеме арки позади нее появился странно бледный Сам. Появился и застыл, как и я, на месте. А что еще вы сможете сделать в последний момент своей жизни, когда перед вами распахнется чудовищная стихия? Самым достойным будет полюбоваться редким смертельно красивым зрелищем. Жаль только, что поделиться своими впечатлениями будет уже не с кем.

У меня зазвенело в ушах, легкими перьями по лицу скользнули метелки одуванчика. Ана подошла ко мне, застывшему манекеном на месте, обняла в такой характерной манере — за пояс, и поцеловала в щеку:

— Извини, пожалуйста — у меня был тяжелый период. Рада, что ты здесь! Мы же найдем их всех?! Правда?

Последнее было сказано с легким оттенком какой-то первобытной животной ярости, и я подумал, что если бы участвовавшие в этих событиях люди услышали это, то, скорее всего, предпочли бы немедленную смерть вечному ожиданию этой встречи.

— Конечно, найдем. — Я посмотрел в горящие жгущим огнем глаза, улыбнулся и добавил: — Рад, что ты вернулась! Люблю тебя.

13

По расчетам выходило, что искомое судно как раз должно будет обогнуть Плоский мыс — крайнюю юго-западную точку континента, к моменту нашего прибытия. В арсенале яхты Сама нашелся навигационный камень — маяк, настроенный на этот важный мыс. Я сверил азимут, выдаваемый камнем, с моим компасом и настроил отметку направления на последнем. Конечно, на дальности в более чем полторы тысячи километров эта отметка начнет ощутимо врать, но мимо океанского берега мы точно не пролетим. Поэтому от того, чтобы брать камень с собой — а это было настоящее сокровище и стоило космических денег, я отказался — не за океан же лететь!

Меня разбудили глубокой ночью — лететь предстояло, что называется, по приборам. После долгой и напряженной подготовки, которая затянулась допоздна, ужасно хотелось спать. Поэтому я без колебаний доверил управление соскучившейся по полетам скелле, а сам завалился спать на настоящем матрасе в салоне самолета. И должен вам сообщить, что давненько не спал с таким младенческим наслаждением. Когда я проснулся, за окном летающей машины едва светало. Было заметно, что Ана заметно устала, несмотря на бешеную энергию, кипевшую внутри скелле. Поэтому она не сильно сопротивлялась и вскоре посадила самолет где-то в неизвестности.

Последняя представляла собой бескрайнее поле, едва освещенное нарождающейся зарей и по этой причине лишенное внятного окружения, — просто поле, чем-то заросшее почти по пояс.

Мы привели себя в порядок, быстро перекусили, и я, выспавшийся и бодрый, заступил на свою вахту. Ана нырнула в салон и очень быстро заснула. Самолет в сумерках послушно набрал высоту, в стороне мелькнули огни какого-то поселка, и я лег на курс. В салоне светил маленький земной фонарик китайского производства, освещая планшет, закрепленный на месте передней панели. Гудела обшивка под ветром — я старался выжать из машины ее безопасный предел и постоянно прислушивался ко всем звукам — не захлопает ли где треснувшая оболочка, не засвистит ли воздух, прорываясь через непредусмотренные отверстия в корпусе, нет ли избыточных вибраций. Скоро я успокоился, нащупав скорость, при которой самолет двигался наиболее стабильно, — надежного способа измерить ее у меня не было, но, по ощущениям, порядка полторы сотни километров в час, а может, и выше. Запаса тяги было достаточно, и можно было бы лететь намного быстрее, но несовершенство аэродинамических обводов самоделки сказывалось — самолет начинал вибрировать, хвост переходил в режим очень неприятных автоколебаний, как у воблера при быстрой проводке в воде. Короче — тише едешь, дальше будешь!