Угол атаки

Они всем экипажем ждали результаты экспертизы, но не со страхом, а с интересом. Что вывело из строя двигатели? Птицы? Возможно, и даже скорее всего, они ведь летели на предельно малой высоте, но иначе с неубранными шасси нельзя, так что вины экипажа нет, если птиц засосало в двигатель. Они же пшено и хлебные крошки по лопаткам не рассыпали, мол, цып-цып, давайте сюда.

Нет, экипаж состоял из здравомыслящих людей, поэтому сразу стал ждать наказания, но предполагалось, что все сведется к профилактическому беспредметному разносу типа «вы козлы!». При желании можно придраться к записи переговоров (это всегда можно), но за изучение самолета Иван был спокоен. То, что в стойку шасси вкрутили бракованный болт, стало ясно еще во время полета, но тут они точно ни при чем, потому что при предполетном осмотре никак не могли это выяснить.

Весь полет они работали по инструкции, согласовывая свои действия с землей, тут их не упрекнешь. Нет, совершенно непонятно, что именно неблагоприятное для них могла обнаружить экспертиза. Наверное, следователь просто запугивает, чтобы Иван бодрее предстал пред его ясные очи. А то если не застращать, то он и не приедет подписать бумаги, придется самому к нему тащиться, а не хочется.

Иван успокоился и не стал звонить Льву Михайловичу, чтобы лишний раз не дергать деда. Лучше все выяснит во вторник и тогда уж доложит по существу.

Бояться нечего, старые летчики рассказывали, как их гоняли к следователю и за гораздо менее эпические происшествия, кровь пили, нервы мотали, а потом ничего, обходилось. Такой уж порядок, хочешь летать – терпи.

Обычно Иван спал мирно, без приключений, а тут вдруг приснилось, что он снова в самолете и Лев Михайлович говорит, что они никуда еще не сели, а он просто на секунду задремал. Иван схватился за штурвал и понял, что тот не поддается, стоит мертво. Он обернулся к Павлу Степановичу, чтобы расклинил, но тот молча вышел из кабины. Вода вырастала стеной и неслась Ивану прямо в лицо.

Наверное, он вскрикнул во сне, потому что жена не спала, а внимательно смотрела на него, когда он сел в постели, еще не совсем понимая, где сон, где явь. Сердце билось как бешеное, на спине противно выступил холодный пот, зато во рту будто полно горячего песка.

Лиза молча потрогала его пульс, покачала головой, встала и принесла из кухни стакан воды. Иван выпил, стало немного легче.

– Корвалолу, может? – спросила Лиза.

Иван покачал головой:

– Я что, бабушка, по-твоему?

Лиза снова пожала плечами:

– Бабушка не бабушка, а хоть поспишь нормально.

Иван лег и демонстративно накрылся одеялом с головой, показать, что и без всяких лекарств уснет сейчас прекрасно.

Лиза тоже легла, отчего диван привычно и тоскливо скрипнул. Давно следовало его поменять, но ни у кого не хватало времени этим заниматься. Иван поворочался в своей ямке, но сон не шел.

Он вынырнул из-под одеяла и приподнялся на локте:

– Слушай, Лиза, а ты меня почему ни о чем не спрашиваешь?

– В смысле?

– Ну вот меня отстранили из-за аварийной посадки, неужели тебе не интересно?

– Интересно.

– Так что молчишь?

Она вздохнула:

– А что говорить? Захотел бы – сам рассказал.

– Ну я же муж твой все-таки. Могла бы и спросить.

Лиза повернулась к нему. В сумраке он едва различал ее лицо и не мог понять, хмурится она, или улыбается, или просто злится, что он не дает уснуть своими дурацкими вопросами.

– Ты хочешь узнать или поругаться?

– Узнать.

– Ладно, хорошо. Ты, наверное, знаешь, Ваня, как я была в тебя влюблена?

Он улыбнулся.

– Тогда я была уверена, что свято храню свою тайну, но теперь понимаю, что вряд ли у меня получилось это скрыть. Разве что ты совсем не обращал на меня внимания.

– Я обращал…

– Молчи. В общем, я мечтала о тебе, как только может мечтать юная девочка. Я помню каждую нашу встречу, каждое сказанное тобой слово. Это была сказка, восторг и отчаяние, потому что в глубине души я понимала, что никогда не смогу понравиться такому прекрасному парню, как ты.

– Ты мне нравилась.

– Да молчи уж! – Лиза засмеялась. – Тем более что мечтаний мне было, в общем-то, и достаточно. Потом папа заговорил о том, как бы нам хорошо было породниться, передо мной забрезжил луч надежды. Я думала, господи, только бы пожениться, а дальше моей любви хватит на двоих. Я покажу, какая я хорошая, буду лучшей во всем, и он меня полюбит. Так что, Ваня, я знала, что ты делаешь мне предложение из жалости, из чувства чести, из долга перед моими родителями, но никак не по любви, и это, к сожалению, меня не остановило. Я тогда еще не знала, что любовь нельзя заслужить. А если и можно, судьба, видишь, не дала нам это проверить. Я жила как будто во сне, когда, знаешь, бежишь к цели, а она от тебя все дальше и дальше. Никак нам с тобой не удавалось быть вместе. То учеба моя, то Стасик… Я даже не смогла за тобой ухаживать, когда ты болел, вот какая я жена.

– Но ты же заботилась о нашем сыне, Лиза.

– Даже здорового ребенка я не сумела тебе родить.

Иван нахмурился:

– Это что еще за разговоры? В том, что Стасик часто болеет, никто не виноват.

– Ну как…

– Все, Лиза, чтобы я больше этого не слышал.