Угол покоя

Они сидели в укрытии меж двух желтых береговых скал, солнечном, но защищенном от ветра, прислонясь к выброшенному морем стволу дерева. Песок был сухой и светлый, приперченный золой береговых костров и затканный чем‑то стелющимся, с пахучими фиолетовыми цветами. Ниже места, где они расположились, видно было, докуда доходит прилив, по валику из водорослей, мусора, выбеленных водой дощечек, мокрых перьев морских птиц; еще ниже берег был темный, гладкий и твердый. Мэриан толкала по нему коляску, оставляя блестящие изогнутые следы.

Слева и справа в море вдавались выступы, почти черные от ракушек и водных растений там, где их заливал прилив, а выше, до поросших утесником гребней, желтые. В бухточку между ними волны набегали с двух сторон под острым углом, творя вечно обновляемый шевронный узор прибоя. Над оконечностями, о которые, тяжко громыхая, разбивались валы, брызги взлетали выше самих утесов, а поверх каждого серебристого всплеска, опережая его, чтобы их не залило, черно-белым всплеском взмывали камнешарки, питающиеся на скалах. На юге, где за горизонтом прятался Монтерей и откуда светило солнце, море вблизи вспенивалось белыми гребнями, дальше оно переливалось подвижным зеленым стеклом, а еще дальше было блестящим зеркалом плавучих водорослей. Совсем далеко залив, казалось, покрывала серовато-зеленая глазурь.

В правом выступе сквозили окна, там, когда волны делались тише, проглядывали солнечные кусочки неспокойного моря и черные скалы, охлестываемые белым. Небо было бурное с просветами, мир блистал и переливался. Внизу, на плотном песке, Мэриан затеяла игру в песочника, береговую птицу: толкала коляску вниз, к самой границе откатившейся пены, а затем как бы вспархивала по песку, опережая идущую волну. Сюзан видела, как блестят у смеющейся Мэриан зубы, как ребенок в коляске дрыгает ножками.

– Знаешь, чего бы мне хотелось? – спросила она.

– Чего бы тебе хотелось?

– Чтобы в Санта-Крузе был рудник и там понадобился инженер с такими качествами, как у тебя.

Сидя по‑турецки и пересыпая песок из ладони в ладонь, Оливер скосил на нее взгляд, где она уловила иронию.

– И какие же у меня качества?

Ей послышался вызов. Пару раз до этого он ронял замечания о своей “неудаче” в Нью-Альмадене. Она была категорически не согласна.

– Какие качества? Честность. Изобретательность. Добросовестность. Десятилетний опыт. Что в телеграмме от Конрада и Жанена было сказано? “Профессионал высокого класса”.

– Приятно было бы думать, что они не ошиблись.

– Конечно, они не ошиблись. Они знают тебя, хоть ты и не пожелал им сообщить, что у тебя вышло с Кендаллом.

– Хорошо, пусть, – сказал он, сказал он, пересыпая песок. – Профессионал высокого класса. Множество людей чего бы только не отдали за эти три слова от этих двоих. Интересно, будут ли они и дальше так думать, если я откажусь от этого боливийского варианта.

– Но как ты можешь его принять? – воскликнула Сюзан. – Что это за место такое – Потоси? На краю света, в Андах, на немыслимой высоте, и даже не в городе, а день ехать оттуда на муле!

Он был поглощен своим песком. Перестал сыпать, снова начал, перестал, начал, песок кончился, и он набрал еще.

– Там есть хоть один врач? – спросила она.

– Думаю, должен быть. Могу выяснить.

Молодая пара, единственные люди на берегу, кроме них, медленно шла по рыхлому песку, беззастенчиво их разглядывая. Когда посторонние уже не могли слышать, она здравомысляще спросила:

– Что тебя вообще может в этом заинтересовать?

Пожатие плеч, невидящий голубой взгляд искоса.

– Опыт. Каждому горному инженеру нужен шанс, возможность показать, на что он способен сам по себе. Конрад через это прошел, Жанен, Эшбернер, Смит – все они.

Она молчала, бунтуя внутренне и думая о том, какими несходными сейчас выглядят их цели. Огромная разница с положением Огасты – ее жизнь таких решений не требовала. Томас скоро станет редактором нового журнала “Сенчури”, и все, что он выстраивал год за годом, он возьмет с собой: друзей, авторов, репутацию, влияние, жену, семью. Его карьера идет поступательно, ему ничего не надо прекращать, ничего не надо начинать с чистого листа. Ему не приходится просить Огасту сопровождать его на вершину Анд, чтобы на свой страх и риск растить детей в индейской деревне среди босоты. Они с Томасом творят добро цивилизованно, у них есть положение и деньги, их дни и вечера наполнены искусством, литературой, театром, музыкой, хорошей беседой. С ними дружат Сент-Годенс и Джозеф Джефферсон[75], их мастерскую посещает Уитмен. Почему ее собственная жизнь не пошла подобным путем, а пошла так, что приходится постоянно сниматься с места и отправляться в очередное изгнание в дикие неосвоенные места, к людям, к которым она пытается почувствовать симпатию, но не питает подлинного интереса? Она так полностью и не выкинула из головы сомнения Огасты насчет Оливера Уорда.

Но когда наконец заговорила, спросила только:

– А Конрад брал Мэри и детей с собой?

– Они поженились, когда он уже вернулся.

– А мистер Жанен?

– Его жена в приюте для умалишенных в штате Делавэр.