Угольная крошка

Заслышав это, Фрёйдис застыла да так и осталась стоять одной ногой в сапоге, а другой – на холодном полу. Стыд обжег ей горло, как будто она проглотила осколок стекла.

Фрёйдис не могла больше выносить тесноту гардероба. Она поспешила на улицу, забыв, что ключи от дома остались у Эрика. Но он не вышел следом. Он стоял в гардеробе и любезничал с Линой Бергерюд, стоявшей в кольце мужчин. Как пламя в окружении мотыльков. Фрёйдис пробралась через сугробы к окну и смотрела на них.

В сапоги ей набился снег, он растаял и жег кожу. Она присела на каменное крыльцо и разулась. Вытянула ноги в тонких чулках прямо на лед и стряхнула с них снег. Да так и осталась сидеть. Она больше ничего не чувствовала. Даже холода. Но спустя какое-то время она все же натянула сапоги, встала и зашагала прочь. Ей даже в голову не пришло дождаться Эрика. Ей стало на него плевать. Место в ее душе, где когда-то жили чувства к нему с их самой первой встречи, заняла холодная зияющая пустота.

Она пошла мимо церкви, хотя более короткая дорога вела в обратную сторону, через мост. Но она не спешила домой. После получаса размеренной бездумной ходьбы по пустынной дороге у края обрыва она вышла к старому кладбищу. Оно представляло собой кучку заснеженных покосившихся деревянных крестов. Она вспомнила, сколько надежд переполняло ее, когда она только приехала на Шпицберген. А сейчас внутри у нее было мертво и тихо. И никакой новой Фрёйдис там, во тьме, пока еще не родилось.

Она прошагала до самой развилки у подножия Шэринги. Поскольку был вечер пятницы, ей навстречу постоянно попадались компании. Но никто из встречных не замечал Фрёйдис. Никто не махнул ей, не поздоровался, не сказал ни слова. Они не видели ее, хотя она проходила прямо у них под носом.

Фрёйдис никогда раньше ни к кому не испытывала ненависти. Она впервые ощутила, насколько сильно это чувство, теплой волной поднимающееся из живота и растекающееся по груди и горлу. Она и не знала, что ненависть, которую раньше считала признаком поражения и бессилия, может так заряжать энергией. Это было все равно, что ходить по горящим углям.

Но никто не замечал, как она, спотыкаясь, брела по улицам, все ускоряя шаг и судорожно хватая ртом морозный воздух.

Тому Андреассену позвонили на дежурный номер и сообщили о странном поведении некоего лица в верхней части района Лиа. Он сокрушенно покачал головой, глядя на жену, которая только что вошла в гостиную, после того как уложила наконец самого неугомонного из детей. Она выросла в Лонгиере и потому рассмеялась, услышав причину вызова.

– Видимо, и правда что-то из ряда вон, раз тебе позвонили. Люди добрые, да что вы хотите, вечер пятницы на дворе. Как думаешь, Том, что там такое? Кто-то бегает голышом на морозе?

Он с нежностью посмотрел на нее.

– Я вернусь так скоро, как смогу. Наверняка просто кто-то напился до беспамятства и сам не знает, где он и что. Звонивший заметил, что кто-то ходит вокруг соседнего дома и, как ему кажется, заглядывает в окна. Но в самом доме никого, так что… Может, кто-то пытается туда проникнуть? Он посчитал, что лучше сообщить нам.

– Ну ладно.

Она уселась на диван и включила телевизор.

– Возвращайся поскорее. Вот-вот начнется «Сыграй мне перед смертью» Клинта Иствуда. Ты смотрел?

Когда Анреассен подъехал к дому на улице 226, подозрительный субъект уже исчез. Звонивший вышел на крыльцо в тапочках, накинув на плечи пуховик. Он был смущен, но в свое оправдание указал на глубокие следы на снегу.

– А кто здесь живет?

– Вообще-то один из ваших. Вы не знали? Эрик Хансейд с женой, – бдительный сосед пытался, как мог, оправдать свой вызов.

– Но зачем кто-то пытался залезть к нему в дом? Что-то похожее уже случалось раньше?

Но в ответ мужчина лишь покачал головой. Зато он видел, как кто-то глазеет на дом Тура и Лины Бергерюд в дальнем конце улицы. Они постояли немного, обсуждая, что бы это могло значить, пока звонивший не замерз и не поспешил домой.

Андреассен прошел вниз по улице, выискивая кого-либо подозрительного, но никого не увидел. Было совсем тихо. Редкие снежинки сыпались из тьмы полярного неба. Между уличными фонарями все тонуло в глубокой черной тени. На всякий пожарный он покружил еще немного по району, вглядываясь в темноту.

Когда он наконец припарковал черный служебный автомобиль у собственного дома, на часах было уже половина первого ночи. Он прокрался на цыпочках вверх по лестнице мимо спален, где мирно сопели дети, разделся, не включая свет, и нырнул под одеяло к жене, которая лежала лицом к стене в цветастой фланелевой ночнушке.

– Что-то ты припозднился, – пробормотала она в полусне.

– Да, такое дело… Я поездил немного кругом, но в Лиа оказалось все тихо. Интересно, кто же это был? Вокруг дома остались следы.

– А кто там живет? – судя по голосу, она проснулась.

– Эрик и Фрёйдис Хансейд. Их не оказалось дома. Я звонил в дверь.

– Страх какой.

Она еще была под впечатлением от фильма, который не отважилась досмотреть одна. Такой он был жуткий.