Угольная крошка

В горе время тянулось медленно. Часов у него не было, так что он не мог знать наверняка, наступил ли уже вечер. Он лежал на животе, прижавшись щекой к гравию и обломкам угля, и тяжело дышал сквозь маску, которую натянул, когда подошел к месту обвала. Воздух едва пробивался свозь плотный фильтр респиратора. На поясе у него висел самоспасатель, украденный в раздевалке Седьмой шахты. Может, он надышался угарного газа, поэтому такой сонный? Не пора ли применить самоспасатель? Или он просто устал пробираться по тоннелям, таким низким, что невозможно было приподнять голову, не чиркнув каской о свод? Он толкнул фонарь перед собой и прополз еще несколько метров.

Он, должно быть, заснул, потому что когда проснулся, то какое-то время не мог понять, открыл ли глаза, так черно было вокруг. Может, он спал и все это ему приснилось. Может, он был молодым парнем, опытным и уважаемым шахтером с Третьей шахты, любимым товарищами и начальством «Стуре Ношке». Он не шевелился, пытаясь понять, кто он. Он помнил так живо, как постарел, как много лет назад чуть не погиб в огне под обвалом, как стал инвалидом, покрытым шрамами уродом. И он совершенно отчетливо ощущал себя чудаковатым одиночкой, который бродит невидимкой по тоннелям шахты и подсматривает за людьми. В такой темноте сложно было отличить сон от яви.

Он лежал головой на камнях и с наслаждением воображал, будто он лежит на кровати в комнате на двоих барака номер сто семь. Если напрячься, можно услышать, как на соседней койке храпит его товарищ. Но тут ему вспомнилось, что товарищ уже много лет лежит в покинутой выработке Третьей шахты под многотонной грудой камней. Он лежал неподвижно с открытыми глазами и горевал. Как хорошо было быть молодым и сильным – по другую сторону от обвала.

Фонарь потух. Он понял это, когда непроизвольным движением задел коленом острый камень. Тьма вокруг была реальной, липкой и зловещей. Наверное, лучше всего было вернуться ползком ко входу в старую шахту, где он припрятал несколько карбидных ламп.

Но он уже так далеко забрался. Полз много часов. Теперь жаль идти на попятную. Почему бы не продвинуться еще немного. А вот налобный фонарь лучше приберечь на крайний случай. В такой тесноте зажигать его смысла нет. Что еще он может увидеть, кроме того, что и так чувствует всем телом? Казалось, гора изворачивается, хватает его за одежду и держит так крепко, что трудно дышать.

Каска стукнулась о камень прямо у него на пути. Время поворачивать назад. Но он решил подналечь напоследок и уперся в камень. Толкнул его из последних сил. И тот вдруг поддался. Он скатился вниз по груде камней. Перепад высот был не больше метра. Но он все же ударился. Острая боль охватила часть груди.

Пространство по другую сторону осыпи оказалось повыше низкого тоннеля, откуда он скатился. Но высота свода все же была невелика, не больше полутора метров. Тут он наконец-то зажег налобный фонарь. Желтый свет озарил грубо выдолбленные стены, без опор или какой-либо другой крепи. Но по потолку вился провод, на котором болтались небольшие жестяные таблички с цифрами и буквами. Он улыбнулся, потому что понял, куда попал.

Путь из глубины выработки к началу главной штольни занял всего несколько минут не очень быстрого шага. У тринадцатого штрека стояла огромная бурильная установка, неподвижно, с замершими барабанами. В шахте не было слышно никаких звуков, кроме звуков самой горы.

Так быть не должно, подумал он, когда, вжав голову в плечи, пробирался мимо машины. Оставив позади двенадцатый штрек, он зашел в квершлаг и попал на неукрепленный участок. Под ногами захрустели гравий и угольная крошка.

Снова стало так низко, что пришлось согнуться в три погибели. Из темноты далеко впереди доносилось журчание воды, сочившейся по стене. Это здесь в шахту из горы в слишком больших объемах выходил метан. Свежий воздух не проникал так глубоко. Малейшая искра могла воспламенить взрывоопасный газ. В этом месте он обнаружил трещину, самую большую из когда-либо виденных, до сорока – пятидесяти сантиметров в поперечнике, прямо в горной породе. Ему стало интересно, выходит ли она куда-нибудь или просто в какой-то момент смыкается, но он не хотел выяснять это сегодня. Довольно и того, что он наконец-то нашел проход из старой надземной постройки в Седьмую шахту.

Карта всех выработок – и старых, и новых – хранилась у него в голове. Он знал, что приближается к старой бытовке. Но тут он вдруг застыл на месте. Кажется, в старой хибаре горит свет? Уже заранее досадуя до дрожи в коленях, что никого не увидит внутри, он прижал глаз к щели в дощатой стене. И увидел на столе почти догоревшую свечу. На лавке, ближней к стене тоннеля, лежал небольшой тряпичный сверток. Ему почудилось или он и в правду видел какое-то движение?