ЛЮДМИЛА. Да? Ну вот, ещё по пунктам, ещё беда одна, расскажу про квартирантов. Приходится сдавать, всю ведь жизнь на раскорячке из-за денег этих. Ну, нашли мы по газете двух парней, специально, чтоб они вместе жили и чтоб платили больше, понимаете? Симпатичные такие, они из балета, что ли, танцуют где-то в ресторане. Снимают комнату второй месяц. А оказалось — не квартиранты, а что-то отдельное.
ЕВГЕНИЙ.
ЛЮДМИЛА. Можно, да? Спасибо. Ну вот. Тут вот у них за стенкой такая странность, они какие-то — ну, не знаю. Два парня, а с нами не общаются. И, вы знаете, такие крики по ночам устраивают. У них совершенно отсутствует человеческий фактор, ну, в смысле, что люди спят. Всё время вдвоём, женщин к ним не ходят, а крики по ночам. Репетируют, что ли, что-то балетное?
ЕВГЕНИЙ.
ЛЮДМИЛА. Вы подъели всё? Тут взрослые говорят, шли бы с Анжелочкой гулять, а?
ЕВГЕНИЙ. А что? Это знают все. Эктив и пэссив.
ЛЮДМИЛА. Ну, вы будете говорить или я? Говорите, пожалуйста.
ВАЛЕНТИН. Это правда. У нас в Краснодарском крае это сильно распространено, просто эпидемия какая-то.
ЛЮДМИЛА. Как — правда? Какая правда? Разве?
ЕВГЕНИЙ. Думали — загадка природы. А это очень просто открывается!
ЛЮДМИЛА. Да нет, ну вас. Два парня, два Серёги и с такими кольцами в ушах, как у вас, Валентин Иванович, нормальные они такие… Да нет, нет, нет!
ЕВГЕНИЙ. Да — да!
ВАЛЕНТИН. А про меня — нет, нет, не надо. Я — с другой платформы.
ЛЮДМИЛА.
ВАЛЕНТИН. Про Краснодарский край и про Кавказ мы говорили, Кавказ.
ЛЮДМИЛА. Да какой там Кавказ, Валентин Иванович. Вокзал. Ну, что вот оно смеётся и смеётся, а?
АНЖЕЛИКА. Мама!
ЛЮДМИЛА. Оно меня раздражает прям до белого каления! Ну, сменим тему, эта очень грустная. Я всё про одно, я про то, что мне бы зацепиться только, а я живучая, выживу. Должна я когда-то для себя пожить. Дочка у меня вот Евгения нашла, зараза два раза. У нас тут все девчонки в округе с солдатами дружат, а моя — ни-ни, и не пьёт даже, в рот — ни-ни. Раньше не дружила ни с кем, но время подошло, видно. Мы жили всё время без солдатиков. Какие нам солдатики? Нам уже солдатики в глазах прыгают, они вон уже на крышу лезут, учуяли, что тут девушка есть, пахнет им будто, коты мартовские, гроздьями прям висят, паскуды, хоть бери метлу и разгоняй. И мыши тут.
ВАЛЕНТИН.
ЛЮДМИЛА. Да, да. «А котята ещё выше». Ну вот. Я боюсь сапоги обувать. Вдруг там мышь, я сразу умру от разрыва сердца. Я мыло оставила случайно, дак они его съели. Мыло едят! А мы женщины. Я поэтому написала в газетку объявление, чтоб к кому прибиться. Да долго он там курить-то будет? Закурился уже. Когда уже оно накурится-то, а? И смеётся всё, будто мыла наелся, зараза два раза.
АНЖЕЛИКА. Тебе он зачем, пусть курит.
ЛЮДМИЛА. Да вы мне поговорить с человеком не дадите!
ВАЛЕНТИН. Мне не жалко, я ему дал сигарет, он же солдат, нас защищает.
ЛЮДМИЛА. Вы такой добрый, Валентин Иванович, в вас чувствуется такой человеческий фактор, семь комнат, Кавказ…
ВАЛЕНТИН. Краснодарский край.
ЛЮДМИЛА. Да без разницы.
ВАЛЕНТИН. Нет, я честно — четыре адреса.
ЛЮДМИЛА. Ну да всё равно, Валентин Иванович…
АНЖЕЛИКА. Ну, мама.
ЛЮДМИЛА. Она смотрится, Валентин Иванович, взросленькой, а ей восемнадцать. Но я, если поеду куда, её оставлю. А как зацеплюсь, может — перевезу и её, и этих всех.