Уик-энд

Неужто в самом деле шесть человек, которых он в течение всех этих лет считал своими друзьями, оказались людьми с двойным дном!

9

Вторник. Девять сорок утра по калифорнийскому времени

Его «карманн-гхиа» свернула с бульвара Уилшир на Беверли-драйв. Остерман знал, что едет с недопустимой для Лос-Анджелеса скоростью, но это его совершенно не волновало. Он не мог думать ни о чем, кроме как о только что полученном предупреждении. Он должен добраться до дома, где его ждет Лейла. Теперь им следует серьезно поговорить. Им предстоит решить, что теперь делать.

Почему выбрали именно их?

Кто их предупреждал? И о чем?

Скорее всего, Лейла была права. Таннер был их другом, едва ли не лучшим из тех, которые у них были. Но он из тех людей, которые и в дружбе остаются сдержанными. Некоторых тем никто из них не касался. Он всегда как бы держал дистанцию, словно между Таннерами и всеми прочими стояла тонкая стеклянная стенка. К Эллис это, конечно, не относилось.

И в распоряжении Таннера оказалась информация, которая имеет к ним какое-то отношение: она что-то значит для него и для Лейлы. И Цюрих — часть ее. О Господи! ?

Оказавшись у подножия Миллхолланд-хилла, он, не снижая скорости, погнал машину наверх, мимо огромных строений эклектичного стиля, в которых жила публика, имевшая отношение к голливудскому разноцветью. Некоторые дома, напоминавшие о былой экстравагантности, почти развалились. В Миллхолланде действовало ограничение скорости — не больше тридцати миль. Спидометр у Остермана показывал пятьдесят одну. Он продолжал выжимать акселератор. Он решал, что ему делать. Он может захватить Лейлу и направиться в Малибу. По пути они найдут телефон-автомат у дороги и позвонят Тремьянам или Кардоне.

Мрачный завывающий звук полицейской сирены неприятно резанул его слух. В этом городке он производил потрясающий эффект, словно доносился из потустороннего мира, не имеющего отношения к реальности. Во всяком случае, к нему он отношения не имеет.

Но, конечно же, сирена относилась непосредственно именно к нему.

— Офицер, я тут живу. Остерман. Бернард Остерман. Калиенте, двести шестьдесят. Конечно, вы знаете мой дом. — Эти слова оказали свое воздействие. Калиенте представляло собой внушительное владение.

— Простите, мистер Остерман. Ваши водительские права и регистрационное удостоверение, пожалуйста.

— Но послушайте… Мне сообщили на студию, что жена плохо чувствует себя. Я думаю, меня можно понять. Я очень спешу.

— Но не за счет прохожих. Ваши водительские права и регистрационное удостоверение.

Вручив полицейскому документы, Остерман, сдерживая гнев, уставился прямо перед собой. Патрульный бесконечно долго заполнял длинную продолговатую квитанцию о нарушении правил уличного движения и, закончив, щелкнул зажимом, под который подсунул удостоверение Остермана.

Услышав этот звук, Остерман посмотрел на него.

— Вы забираете водительские права?

Полицейский устало вздохнул.

— Вы могли бы лишиться их на тридцать дней, мистер. Я уменьшил вам степень превышения скорости, и это обойдется вам в десять баксов, как стоянка в неположенном месте. — Он протянул квитанцию Берни. — Я надеюсь, что вашей жене уже получше.

Полицейский вернулся в патрульную машину. Через открытое окно он еще раз обратился к Берни.

— Не забудьте положить права в бумажник.

И патрульная машина умчалась.

Остерман швырнул квитанцию и повернул ключ зажигания. Машина двинулась вниз по склону. Не без отвращения Берни посмотрел на квитанцию, лежащую рядом на сиденье.

Затем он снова глянул на нее.

В ней было что-то не то. Размеры ее были точно такими же, как полагается, слепой шрифт теснился там, где он и должен располагаться, но сама бумага выглядела совсем по-другому. Слишком она была аккуратная и блестящая для квитанции из отдела дорожного движения Лос-Анджелеса.

Остерман остановился. Взяв квитанцию, он стал внимательно ее просматривать. Характер нарушения полицейский записал беглым неразборчивым почерком. Он даже не подписался.

Лишь тогда Остерман заметил, что с обратной стороны приклеен тонкий листок бумаги, напоминающий фотопленку.

Оторвав его, он наткнулся на письмо, торопливо написанное красными чернилами:

«Сообщаем, что соседи Таннера ищут контакта с ним. Эта потенциально опасная ситуация может ухудшиться, потому что мы не обладаем информацией в полном объеме. Будьте исключительно осторожны и выясните, что вы можете сделать. Жизненно важно выяснить для нас — и для вас — степень их вовлеченности. Повторяем. Будьте исключительно осторожны.

Цюрих».

Остерман сидел, уставившись на красные буквы послания, и испытываемый им страх отдавался резкой болью в висках.

Значит, Тремьяны и Кардоне тоже.

10

Вторник. Четыре пятьдесят пополудни