Уильям Шекспир сонеты 110, 9, 10. William Shakespeare Sonnets 110, 9, 10

По большей части, главной погрешностью исследователей было то, они рассматривали каждый сонет по отдельности, что их приводило к ограниченному обзору, подобно синдрому «туннельного зрения». Таким образом, в значительной степени ограничив их возможности, как исследователей для того, чтобы соединить воедино пазлы литературных образов сонетов, непосредственно базирующихся на философских идеях стоиков и древнегреческой мифологии.

Самуэль Тейлор Кольридж акцентировал внимание на особенностях поступательных шагов в формирования и утверждения в общественном сознании Уильяма Шекспира в качестве драматурга, таким образом: «...to point out the union of the Poet and the Philosopher, or rather the warm embrace between them, in the «Venus and Adonis» and «Lucrece» of Shakespeare. ...passed on to «Love's Labours Lost», as the link between his character as a Poet, and his art as a Dramatist; ...shewed that, although in that work the former was still predominant, yet that the germs of his subsequent dramatic power were easily discernible», «...отметил об соединении в одном лице Поэта и Философа, или, скорее всего, на тёплые объятия между ними в пьесах «Венера и Адонис» и «Изнасилование Лукреции», как первый опыт Шекспира. ...перейдя же к пьесе «Утраченные труды любви», подобно связующему соединению между его характером Поэта и его мастерством, как Драматурга; ... показав, что хотя в этой работе по-прежнему первое главенствовало над остальным, и всё же в его последующей драматической силе легко угадывались зародыши потенциала». (Coleridge, Samuel Taylor: «Seven Lectures on Shakespeare and Milton». By the Late S.T. Coleridge. A List of All Emendations in Mr. Collier's Folio, 1632; and An Introductory Preface by J. Payne Collier).

Такая риторическая модель трактовки строки 9 сонета 110, также прямо указывала на пришедшее осознанное понимание поэтом и драматургом основ построения мизансцен и диалогов главных действующих лиц сценических произведений после написания его первых двух пьес: «Венера и Адонис» и «Изнасилование Лукреции» при непосредственной поддержке и участии юноши, имевшего безупречное литературно драматическое чутьё.

Именно, тогда из Уильяма Шекспира, словно из заготовки, предусмотренной ранее «высшим провидением» начал формироваться «гений драматургии», маститый драматург, который уже мог самостоятельно писать пьесы без чьей-либо помощи, ибо накопленный запас знаний вполне позволял работать независимо ни от кого.

Итак, строки 10-12 затрагивают сокровенные чувства и черты характера барда, но стоит обратить внимание на то, что в строках 10-11 идёт повествование о юноше в сослагательном наклонении от третьего лица.

Однако последняя в третьем четверостишии строка 12 является констатацией факта, что «confin'd», «ограничен» доступ к юноше, связанного с ключевыми словами строки 4: «offences of affections», «правонарушения привязанностей» и строки 7: «blenches», «уклонения». Практически всеми исследователями от академической науки такая пикантная деталь была не замечена, и поэтому не упомянута в их тезисах научных диссертаций.

«Mine appetite I never more will grin'd

On newer proofe, to trie an older friend,

A God in love, to whom I am confin'd» (110, 10-12).

«При моей склонности, никогда больше Я не ухмыльнусь (вновь)

На новом доказательстве, дабы давнего друга испытывать (мог),

Бога в любви, к кому — Я ограничен (посему)» (110, 10-12).

Характерной особенностью строк 10-12 является то, что их следует читать вместе, хотя они входят в многосложное предложение, так как связаны по смыслу: «При моей склонности, никогда больше Я не ухмыльнусь (вновь) на новом доказательстве, дабы давнего друга испытывать (мог), бога в любви, к кому — Я ограничен (посему)».

Конечная цезура строки 10 была мной заполнена наречием в скобках «вновь», которое установило рифму строки. Конечная цезура строки 11 была заполнена глаголом в скобках «мог» по причине наличия сослагательного наклонения, таким образом была установлена рифма строки. Конечная цезура строки 12 была заполнена устаревшим наречием в скобках «посему», решившим проблему рифмы строки.

В отношении заключительного двустишия, хочу отметить, что оно было написано с чересчур очевидными сокращениями, но обособленно в одном предложении. Единственно что не вписывалось в каноны «шекспировского» сонета это то, что в нём не было прямого обращения к юноше, включавшего традиционного посвящение и напутствие.

Впрочем, тот факт некоторыми критиками был полностью проигнорирован, поэтому обращение поэта к своему «next heaven», «будущему раю», он по не вполне понятной причине соотнесли, как обращение к «молодому человеку», одна нелепость последовала за другой. Когда согласно их утверждению, поэт должен был бы к его «most loving breast», «наиболее любящей груди».