Фанатическая ненависть к христианам, как предполагали, передалась «дикому зверю» Галерию от матери, Ромулы, и была многократно умножена его собственным свирепым нравом. Но эти легенды, конечно, не объясняют ничего. Его отношение к новой секте отражало растущее беспокойство влиятельных язычников, особенно на востоке, считающих, что государство должно остановить распространение этой нечестивой религии, пока еще не стало слишком поздно. Объяснения требует не столько рвение Галерия, сколько пассивность Диоклетиана в отношении христианства, длившаяся 18 лет, и вялость, когда он все же начал действовать. Разумеется, нельзя приписать подобную сдержанность тому факту, что его жена Приска и дочь Валерия (жена Галерия!) втайне были христианками.5
Вся логика того времени и политика Диоклетиана указывали на необходимость ответить на вызов, брошенный христианской церковью. Она была подобна цепкому коварному плющу, который, разрастаясь, расшатывал основы здания, на возведение которого он потратил столько труда. Ужасный кризис, через который пришлось пройти миру, показал всем, у кого были глаза, необходимость вернуть расположение и покровительство богов. И боги действительно отозвались. А теперь все это вновь грозило рухнуть из-за того, что полубезумные члены какой-то неуклонно растущей секты не желали приносить жертвы на алтари. На сколько же хватит терпения небес?Дело было совсем не в том, что новое автократическое государство пыталось навязать всем своим подданным более единообразную религию, как это произошло в Персии: напротив, оно требовало поклонения богам империи во всем их разнообразии. Поскольку эти боги были тесно связаны с самим государством, их почитание было частью обязанностей преданного гражданина; а поскольку христиане так демонстративно отказывались поклоняться этим богам, их антагонизм неизбежно перерос в политический конфликт. Церковь, которая требовала от своих сторонников верности сначала себе, а уже потом императору, была соперничающим государством внутри империи. И если императоры хотели закрепить возрождение Рима, нужно было принимать меры.
Точнее представить задачи и цели языческих правителей можно с помощью современной аллегории. Маленькое государство, храброе и изобретательное, постоянно находится в окружении могучих врагов, которые угрожают его уничтожить. Ценой значительных усилий ему удавалось вновь и вновь отражать их нападения. Но правительство этого государства понимает, что в долгосрочной перспективе выжить удастся только в том случае, если оно сохранит дружбу (и покровительство) некой сверхсилы. Без этой поддержки никакое мужество не спасет его от поглощения своими соседями. Но в этом государстве есть крикливое радикальное меньшинство, настроенное против сверхсилы, чья деятельность угрожает этим жизненно важным для всей страны отношениям. Правительство старается убедить это меньшинство держать свои взгляды при себе и проявить хотя бы внешнее уважение к сверхсиле ради блага всего государства. Но радикалы категорически отказываются от такого компромисса, а между тем их количество растет. Наконец сторонники правительства заявляют, что единственный выход — подавить это меньшинство, пока оно не погубило всю страну. В этой аллегории маленькое государство — это Рим, сверхсила — Юпитер и прочие боги, а радикальное меньшинство — христиане. Именно этот безжалостный аргумент, а вовсе не запугивания Галерия, наконец принудил Диоклетиана к действию.
Поначалу его медлительность была вызвана формой требуемых мер. Из источников мы знаем, что на совещании с Галерием в Никомедии зимой 302-303 годов Диоклетиан согласился на более тщательную чистку в судах и армии. Но заявил при этом, что масштабное гонение в той форме, которую практиковали прежние императоры, неизбежно приведет к массовым беспорядкам и страшному кровопролитию. Все знали, что христиане оборачивали мученичество себе на пользу — так было ли разумно бороться с ними таким способом? Аргументы, приведенные в этом рассказе, представляются вполне правдоподобными.6
Трудясь над восстановлением империи, Диоклетиан очень высоко ставил общественный порядок, покой, установленные обычаи и привычку к покорности. Фанатизм и волнения масштабной религиозной войны с таким упрямым врагом были последним, чего бы ему хотелось для империи. Обидам, которые наносили христиане богам своей нечестивостью, была противопоставлена его собственная концепция Юпитера — отнюдь не распутного Зевса из греческих мифов, а во всех смыслах Космократора, создателя и властелина Порядка, Правительства, Закона. Хаос и непокорность были обидой также и для Юпитера, особенно если им попустительствовал его наместник на земле.
В результате было решено спросить мнения у других советников. Похоже, что Диоклетиан уже был готов действовать, но по-прежнему не решил, в какую форму следует облечь свои действия.