Уинстон Черчилль

Во время ужина Сталин предложил Черчиллю обмениваться информацией о военных изобретениях. Он говорил о последних достижениях советской артиллерии, информация о них могла помочь англичанам. В нужный момент Черчилль поблагодарил Сталина за то, что тот позволил передать сорок американских бомбардировщиков типа “Бостон”, направлявшихся в Россию, командованию английских войск в Каире. Сталин как бы отмахнулся: “Это были американские самолеты, вот когда я вам дам русские самолеты, вы меня и поблагодарите”. Черчилля волновала степень укрепленности перевалов на Кавказе, могут ли немцы пробиться сквозь них. Сталин сказал, что здесь находится примерно 25 дивизий и что перевалы, конечно, укреплены. Нужно удержаться примерно еще 2 месяца, после этого снега сделают горы непроходимыми. Черчиллю было важно то, что Сталин не выражал никакого сомнения в том, что Россия будет продолжать сражаться и в конечном счете союзники победят. Сталин еще раз заверил Черчилля в том, что Красная армия выстоит и немцы не выйдут к Каспийскому морю, им не удастся захватить нефтяные месторождения вокруг Баку и они ни в коем случае не выйдут к английской зоне влияния через Турцию и Иран. Развернув карту, он сказал: “Мы остановим их здесь, они не пересекут горы”. Сталин намекнул премьеру, что у него есть план контрнаступления в больших масштабах, но попросил держать эту информацию в самом большом секрете.

Черчилль был благодарен своему новому переводчику майору Бирзу, лингвистические способности которого позволяли быстро вести беседу и использовать главное оружие Черчилля - живость его мышления, его способность импровизировать, его способность выдвигать нужные аргументы и действовать в соответствии с обстановкой. Возможно, в ударе был Кадоган, замещавший от Форин-оффиса Идена. Пытаясь спасти дух солидарности, этот аристократ провозгласил тост: “Смерть и проклятье немцам!” Это имело успех. Фотографии на память. Сталин провожает до автомобиля. На следующий день Черчилль написал Эттли: “Мне кажется, что я установил личные отношения, на которые так надеялся”.

На государственной вилле N 7 Черчилля уже много часов ждал командующий польскими войсками в СССР генерал Андерс, прибывший чтобы увидеть Черчилля из Ташкента. “Ах, мой бедный Андерс, - сказал ему Черчилль, - меня задержал Сталин и я должен сейчас улетать, мы встретимся в Каире и там поговорим”. Генерал позднее заметил, что он говорил о Каире, словно тот находился на соседней улице. Черчилль быстро рассказал о сути своих переговоров со Сталиным послу Керу. Было видно, что он истощен четырьмя днями пребывания в Москве, и все же настроение у него было приподнятым. Эта встреча со Сталиным представлялась Черчиллю самым важным достижением его дипломатии на русском фронте. Не случилось худшего конфронтации с Советским Союзом. Этли он писал: “Теперь они (русские) знают худшее и они протестовали против нашей политики - но все же в дружеской манере, несмотря на тот факт, что это самое сложное для них время”.

Высадившись в Тегеране, Черчилль телеграфировал Сталину: “Я очень ряд, что побывал в Москве, во-первых, потому, что моей обязанностью было рассказать вам то, что я вам рассказал, во-вторых, потому, что я чувствую, что наши контакты будут играть важную роль в нашем общем деле”. Черчилль посчитал необходимым тотчас сообщить президенту Рузвельту о реакции Сталина на сообщение о том, что высадка в Европе откладывается: “Они проглотили эту горькую пилюлю. Теперь для нас самое главное ускорить выполнение операции “Торч” и разбить Роммеля”. Черчилль убеждал Рузвельта в том, что “Россия не позволит западным союзникам потерпеть поражение или быть выбитыми из войны”.

Посетив Вашингтон, а затем Москву, Черчилль теперь определил свою стратегию. Реалистическая оценка ситуации говорила ему, что два его союзника - это два растущих гиганта. Задачей было: находясь между ними, сохранить британское могущество и независимость действий. Если Рузвельт видел мир будущего управляемым четырьмя полицейскими, то Черчилль хотел видеть в мировом полицейском участке Испанию, Италию, Пруссию и Скандинавскую федерацию. Это был своего рода возврат к системе Венского конгресса, в то время как Рузвельт возрождал Версаль вильсоновского периода. Иден считал, что в своей азартной игре Черчилль может потерять как Старый, так и Новый свет. Следовало сделать так, чтобы крупномасштабная высадка американцев в Европе не оттеснила Англию на второй план. Для этого англичанам надо было укрепить свой контроль над Средиземным морем - на пути к основным коммуникациям британской империи, на пути к Суэцкому каналу. Черчилль теперь был уверен в том, что Россия продолжит войну несмотря ни на что, и ее фронт отвлечет основную массу германских сил. С безусловным цинизмом Черчилль подчеркивал, что дата открытия второго фронта будет определена в Лондоне и Вашингтоне, а не в Москве.