Уинстон Черчилль

Во время визита в Ва­шингтон в марте 1943 года министра иностранных дел Британии Идена, писал, что президент спросил мнение английского мини­стра о «тезисе Буллита», изложенном в пространном меморандуме, полученном Белым домом несколькими неделями ранее. Буллит утверждал, что СССР «коммунизирует» европейский континент, если Соединенные Штаты и Англия не блокируют «красную амебу в Европе». Иден ответил так: «Даже если бы эти страхи ока­зались основательными, мы все равно должны найти путь сотрудничества с Россией». Рузвельт указал - и Идеи с ним согласился - что путь к будущему основывается на идеях, противоположных тезису Бул­лита. Нужно найти систему сотрудничества с Россией, а не противоборства с ней. Собеседники пришли к со­гласию, что цели и методы советской внешней политики определяются не неким планом захвата главен­ствующих позиций в Европе, а оценкой американских и английских намерений. Но Рузвельт при этом пола­гал, что опора на Англию в Европе и на Китай в Азии будет служить американцам дополнительной гарантией.

Ключевым вопросом обсуждений стала оценка того, каким будет после войны Советский Союз и его внешняя политика. О чем бы ни говорили, какие бы проблемы ни поднимали Рузвельт с Иденом, в конечном счете они обращались к СССР. Оба были согласны в том, что прибалтийские республики войдут в Советский Союз. Рузвельт завершил дискуссию словами о том, что согласие на включение прибалтийских республик в состав СССР можно будет использовать как один из факторов в общем компромиссе с советским руководством. Данью реализму со стороны Рузвельта явилось мнение, что Советская Россия будет настаивать на предвоенных границах с Финляндией. Между амери­канцами и англичанами было решено, что Финлян­дия представит собой после войны сложную проблему. Но не самую сложную - таковой станет Польша. Руз­вельт и Идеи пришли к согласию, что Восточная Прус­сия должна войти в состав Польши. По мнению пре­зидента, жители Восточной Пруссии обязаны оставить свою территорию подобно тому, как греки покинули турецкую территорию после первой мировой войны. Рузвельт говорил, что это суровое решение, но неизбеж­ное. Оно необходимо для поддержания мира, пруссакам нельзя доверять.

В середине февраля простуда Черчилля перешла в воспаление легких. Когда Черчилль возмущенно запротестовал против ограничения его рабочих усилий, доктор Моран сказал ему, что пневмонию называют “другом пожилых людей”. Почему? “Да потому, что она уносит их тихо”. На Черчилля это подействовало. Он приказал приносить ему “лишь самые важные сообщения” и дать читать роман.

Болезнь не помешала Черчиллю настоять на том, чтобы боевые действия против Сицилии осуществлялись чисто британским контингентом. Четыре британские дивизии изготовились в Тунисе, а две были выделены из группировки, размещенной в Триполи, и еще две дивизии были брошены на запад из Ирана.

О характере Черчилля красноречиво говорит эпизод, когда больной, во власти высокой температуры Черчилль решил послать в Северную Африку телеграмму о желательности включения во французский комитет Фландена, запятнавшего себя коллаборационизмом. Пришедший к премьеру Иден сообщил, что задержал телеграмму. Черчилль обеими руками уцепился в кровать: “По какому праву вы вторгаетесь в мою личную переписку?” Иден ответил, что данная телеграмма не личного содержания. Черчилль обиженно сказал, что он еще не мертв. Температура явно поднималась, Иден удалился в палату общин, где премьер несколько раз пытался найти его по телефону. Вечером Иден возвратился к больному, его первыми словами были: “Вы помните телеграмму, которую я намеревался послать? Возможно, лучше воздержаться”. Иден пишет об этом эпизоде как о “характерном для мистера Черчилля, открывающем нечто, что нельзя не любить. Сначала возмущение, умноженное лихорадкой, затем размышление и великодушное приятие без малейших колебаний; эти черты привлекали к нему симпатию даже тех, с кем он был строг. Я ничего не говорил в этот вечер, но он знал, что я чувствую”.

Раскинувшись на подушках, Черчилль размышлял о критической важности переживаемого момента. Немцы начали контрнаступление в Донбассе. Широко обсуждалась возможность применения ими отравляющих газов. По поводу применения газов Черчилль направил записку комитету начальников штабов: “Мы отомстим, отравив германские города газом в максимальных размерах”. Начальники штабов ответили, что Британия готова к газовой атаке.