Уинстон Черчилль

Очевидцы в один голос говорят о превосходном настроении Черчилля и Рузвельта после завершения переговоров. Корзины с шампанским не остались без внимания. Г.Гопкинс говорил о чувстве “встающего нового дня, о котором мы все молимся. Русские доказали, что они могут быть рассудительными и способны далеко смотреть, в сознании президента и всех нас не было никаких сомнений относительно того, что мы можем жить с ними и сосуществовать мирно так далеко в будущем, насколько мы можем это будущее предвидеть”. По возвращении из Ялты, Черчилль докладывал палате общин: “Я вынес из Крыма впечатление, что маршал Сталин и другие советские лидеры желают жить с западными странами в дружбе, основанной на демократическом прядке. Я чувствую, я знаю, что ни одно государство не придерживается более строго своих обязательств, чем русское советское правительство”. Текст совместной декларации, подписанной по окончании конференции, полностью отражает эти чувства. О создании всемирной организации в ней говорилось как о “величайшем шансе в истории”.

Черчилль из Ялты отправился в Египет. В Александрии он взошел на борт президентского эсминца “Квинси” вместе с дочерью и сыном. Эта встреча Черчилля и Рузвельта - как бы эпилог их военной дипломатии. Пройдет время и Черчилль подсчитает, что в период между маем 1940 года и апрелем 1945 года он писал президенту каждые 36 часов. Премьер-министр заметил уже после войны: “Ни один влюбленный не изучал капризы своей возлюбленной так, как я это делал по отношению к президенту Рузвельту”. В период с февраля по апрель 1945 года темой писем Черчилля все чаще становится недоверие к СССР, стремление добиться действенного англо-американского сближения. Сейчас мы знаем, что Рузвельт в течение всего марта 1945 года откладывал в сторону предупреждения Черчилля о том, что Сталин идет в Польше своим собственным курсом. Помимо прочего, СССР мог всегда утверждать, что его действия диктуются военной необходимостью - что и соответствовало истине. Рузвельт полагал, что выступить вместе с Черчиллем против Люблинского правительства в Польше означало бы совершить явное нарушение ялтинских соглашений, а “мы должны твердо стоять за верную интерпретацию Крымских решений”. Он полагал, что в Ялте Люблинскому правительству было открыто дано предпочтение перед остальными политическими силами в Польше: “Мы ведь договорились сделать несколько больший упор на люблинских поляках, чем на двух других группах”.

Рузвельта настораживало, когда Черчилль пытался в Москве найти скоординированный между Москвой и Лондоном модус вивенди для Балкан и Средиземноморья. Он не исключал возможности таких договоренностей в принципе, но в конкретной обстановке 1945 года союз Черчилля со Сталиным он исключил как нереальный поворот мировой политики. Он исходил из того, что СССР не может помочь Черчиллю в решении его главной задачи - сохранении империи или хотя бы в ограждении главного пути к имперским центрам через Средиземноморье и Ближний Восток. Слишком многое, помимо идеологии, разделяло главных антагонистов XIX века. Укрепление СССР на Балканах и на Ближнем Востоке сразу же бросало львов британского империализма в объятия любого противника Советского Союза. Лондон не многое мог найти в союзе с СССР. Он многое терял, позволяя ему усилиться.