Читаем Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления полностью

Бенгалия была первой областью Индии, оккупированной англичанами. С конца XVIII в. ее земли без всякой жалости были отданы под выращивание опиума – «величайшая наркосделка в мировой истории», по выражению историка Майка Дэвиса. Гигантские прибыли от торговли наркотиками, оседавшие на счетах Ост-Индской компании начиная с 1820-х гг., окупали непосредственные вложения, а также постоянные накладные расходы (в частности, на армию), предназначавшиеся для расширения имперских владений на территории остальной Индии.

Вот так действовал империализм. Калькутта, назначенная на роль имперской столицы, стала стремительно развиваться, а тонкая прослойка населения, состоящая из коренных жителей, смогла получить образование на английском. На прочих территориях провинции происходили лишь уничтожение местных ремесленных производств, создание земельной олигархии и модернизация нищеты. Выращенный в Бенгалии опиум транспортировался из Калькутты в Кантон. Китайский рынок наркотиков расширился еще больше благодаря двум Опиумным войнам (1839–1842 и 1856–1860), которые устроили англичане, чтобы усугубить вред, причиняемый Китаю. Этим была заложена основа для бурного роста торговли. Эта «крайне односторонняя торговля», как пишет Дэвис, к 1868 г. привела к тому, что Британская Индия «обеспечивала 36 процентов китайского импорта, но при этом сама покупала менее 1 процента его экспорта». Продажа бенгальского опиума была ключевым звеном «в коммерческой цепи, которой Великобритания опутала весь мир»{142}.

Как именно работала эта глобальная цепь? Э. Дж. Х. Лэтэм в своем классическом труде «Международная экономика и неразвитые страны, 1865–1914 гг.» (The International Economy and the Undeveloped World, 1865–1914) дает такое описание:

Соединенное Королевство расплачивалось с Соединенными Штатами за хлопок векселями Банка Англии. Американцы отправляли часть этих векселей в Кантон и меняли их на чай. Китайцы обменивали векселя на индийский опиум. Часть векселей переводилась в Англию в качестве прибыли, а другая часть шла в Индию на закупку дополнительных товаров, а также на обеспечение денежных переводов для частных накоплений в Индии и средств для функционирования индийской администрации на месте{143}.

Джут был не таким прибыльным, как опиум, но ведь и торговля им не требовала участия канонерок. Правда, война весьма помогала торговле: Крымская война, как и Гражданская война в США, вызвала огромный рост спроса и прибыли[155]. Первая партия была отправлена Ост-Индской компанией из Бенгалии в 1795 г., а уже через сорок лет чистая джутовая пряжа изготавливалась и продавалась в Данди. В докладе, опубликованном Индийской промышленной комиссией (1916–1918) – которая к 1918 г. насчитывала десять членов, причем лишь четверо из них были индийцами, включая магната парсийского происхождения сэра Дорабджи Джамшеджи Тату, – говорилось, что «средний годовой объем торговли джутом для Бенгалии, по подсчетам, составил 10 миллионов фунтов», и далее подчеркивалось, что «сотрудничество джутовой промышленности Калькутты с предприятиями восточного побережья Шотландии на протяжении всего времени оставалось наитеснейшим».

Нет нужды гадать, кто был доминирующим партнером. Бóльшую часть европейского персонала, работавшего в старших и младших руководящих должностях на заводах по переработке джута в Бенгалии, составляли шотландцы. К 1918 г. дешевые мигранты из других областей Индии составляли до 80 процентов рабочей силы. Агенты по найму не доверяли местным. Все рабочие жили в безобразных условиях. И это притом что крошечной части доходов от торговли опиумом и джутом хватило бы на то, чтобы создать систему, при которой по всей провинции строились бы больницы, школы, водопровод и канализация, а также сносные жилые дома, как это происходило в белых доминионах. Такова была Бенгалия, созданная беспощадной империей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное