Читаем Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления полностью

Еще до событий Петерлоо лорд Ливерпул приостановил в Англии и Ирландии действие принципа habeas corpus. Позднее парламент под его руководством принял так называемые Шесть актов, которые репрессивно ограничивали свободу слова и собраний и предусматривали суровые наказания для тех, кто отказывался подчиняться новым законам. Кроме того, на радикальные газеты и памфлеты накладывался специальный налог, с тем чтобы прекратить их выход. Повсюду шныряли шпионы Хоум-офиса[76], просачиваясь в одну группу радикалов, тайно наблюдая за другой и провоцируя их на крайние действия с целью раз и навсегда от них избавиться. Их коллеги были заняты производством лживых новостей (и подложных памфлетов), чтобы дискредитировать радикалов. Возникли серьезные опасения, что некоторые группы захотят отомстить за бойню, и чем скорее удалось бы их выявить, посадить за решетку или повесить, тем безопаснее чувствовали бы себя власти предержащие. Через месяц после Петерлоо один церковный магистрат, объединив религиозное благочестие со строгостью уголовной системы, сообщил арестованному в доках: «Я полагаю, что вы – законченный негодяй-реформист. Некоторых из вас стоит повесить, и некоторых обязательно повесят – веревка уже затянута вокруг ваших шей»{31}.

Принц-регент, открывая очередную сессию парламента, закончил свое выступление так:

На преданность основной массы народа я полагаюсь со всей уверенностью, но от вас потребуется крайняя бдительность и напряжение сил всех и каждого, чтобы предотвратить распространение учений, несущих измену и безбожие, и внушить представителям всех классов подданных Его Величества, что только при соблюдении религиозных принципов и беспрекословном подчинении законной власти мы можем и дальше рассчитывать на Божью милость и защиту, которой до сих пор столь очевидным образом наслаждалось наше королевство.

Уильям Хоун составил сатирический ответ, дополненный карикатурами Крукшанка:

Как жаль, что эти проклятые государственные делаОтрывают вас от охоты на фазанов и зайцевПрямо сейчас,Но смотрите!ЗАГОВОР и ИЗМЕНА повсюду вокруг!Эти бесы тьмы, зачатые во чревеПрялок, мотальных колес и ткацких станковВ Лунашире, –О Господи!Господа и Джентльмены, нам следует многого опасаться!«Реформ, реформ!» – кричит сей хамский сброд, А на уме, конечно же, мятеж, кровь, бунт.Отважные мерзавцы! Вам, господа, как и мне,Известно, что их долг – молча умирать от голода.Но они привыкли роптать, что несовместимоС покоем нашего августейшего собрания, –Они видят, что у нас есть чем поживиться,И оттого коварно ждут моментаУрвать себе долю:Да, они заявляют,Что мы не единственные любимчики Бога,Что у них есть право на пищу, одежду и воздух,Как и у вас, бриллианты трона!О, знаменья предвещают революцию –Негодяи могут уничтожить конституцию!

Заговор против лорда Ливерпула казался достойным ответом на Петерлоо. Он начался в группе радикалов-спенсианцев. В 1792 г. Томас Спенс, школьный учитель из Ньюкасла, находившийся под впечатлением от Французской революции и вдохновленный Томасом Пейном, переехал в Лондон и стал уличным книготорговцем, автором радикальных куплетов и памфлетов. Он выступал за обобществление земель и, следовательно, против частной собственности – за что его вскоре и арестовали по обвинению в измене. После своего освобождения он открыл книжный магазин на Чансери-лейн[77] и стал выпускать журнал с интригующим названием Pig's Meat – «Свиное мясо». В первом же номере было опубликовано следующее заявление:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное