Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления

[Ф]актом остается то, что из одиннадцати министров, которые, по утверждению Харкорта, были решительно настроены против вмешательства, все, за исключением четверых, смирились с ним, а из этих четверых, подавших в отставку, двое вернулись после слезливых бесед с Асквитом, а двое других – биограф Гладстона Морли и Бёрнс, единственный рабочий в правительстве, – не издали ни единого писка возражения на публике. Их поведение было никак не связано с немецким вторжением в Бельгию. Все четыре прошения об отставке, отозванные или оставленные в силе, были протестом против поддержки Великобританией Антанты, начавшей действовать 2 августа, после того как Грей уговорил своих коллег пообещать Франции помощь британского флота в случае, если германский флот войдет в Ла-Манш, – решение, которое, по словам Бёрнса, «равносильно заявлению о том, что мы участвуем в этой войне». Но как только война была объявлена, антивоенная оппозиция мгновенно рассыпалась. Горстка радикальных депутатов-заднескамеечников выступила с критикой правительства, но никто не голосовал против предоставления ему военных кредитов{47}.

Таким образом, война не имела практически никакого отношения к защите отважной Бельгии. Расчленение этой «доблестной» страны на самом деле стало бы огромной услугой для Центральной Африки и всего человечества. К 1914 г. ни у кого в Великобритании не было причин не знать о варварстве бельгийцев в Конго. Но в тот момент ни одна из готовившихся вступить в войну держав не осудила Леопольда II за устроенный им геноцид. Этого не сделали даже бельгийские социал-демократы, которые закрывали глаза на преступления империи до тех пор, пока те не оказались несовместимыми с претензиями на «белое пальто» европейской цивилизации.

Более серьезным, но от этого не менее ошибочным аргументом, которым оправдывали конфликт, было то, что германский милитаризм представлял собой угрозу этой самой цивилизации. Германию, которая была опаснее и безответственнее других европейских держав, необходимо было обуздать. Это была война во имя демократии: парламент против режима кайзера. Ни Великобритания, ни Германия не были подлинно демократическими странами: право голосовать на выборах и там и там было ограничено; но если проанализировать различия в политической культуре и интеллектуальном разнообразии, вывод будет однозначен: Германия находилась впереди по обоим пунктам.

Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) была основала в 1875 г., через четыре года после предоставления Бисмарком всеобщего избирательного права для мужчин. Лейбористская партия в Великобритании была основана в 1900 г., а согласие на неограниченное избирательное право для взрослых мужчин будет дано лишь в 1918 г. К 1914 г. германская СДПГ насчитывала чуть более миллиона членов. Лейбористам еще только предстояло стать массовой партией, и большинство рабочих еще несколько десятилетий после «Великой войны» будут, как и прежде, выбирать между либералами и тори{48}. Уже к 1890 г. СДПГ стала крупнейшей партией Германии, завоевав 110 мест в рейхстаге. Благодаря этим успехам структура СДПГ, ее пропаганда и ее лидеры – в частности Карл Каутский и Август Бебель – стали образцом для всего континента, включая оба крыла российской социал-демократии. Великобритания была отрезана от этих прогрессивных процессов.

И все же никакие социал-демократы – ни передовые, ни плетущиеся в хвосте – не смогли предотвратить стремительное сползание к войне. Все было готово для начала массовых убийств на полях Западной Европы. В 1961 г. Алан Кларк, ставший в дальнейшем депутатом парламента от консерваторов, выдвинул резкое обвинение в адрес партии войны в своей книге «Ослы» (The Donkeys). Название книги было навеяно следующим диалогом двух немецких генералов: