Без конца повторяю, что не должен был настаивать. А потом думаю – возможно ли остановить механизм, который уже запущен? Вдруг злодейка-судьба, играющая нами как куклами и делающая каждый наш выбор бессмысленным, действительно существует? То, что произошло с нами и происходит сейчас – это реальность? Или нет? А решение, которое мы приняли, последнее решение, позволит мне узнать больше или приведет к тому, что нас просто не станет, что мы исчезнем навсегда?
Но выбор сделан, и будь что будет.
Будь что будет.
Элеонора лежит на кровати в нашей спальне. Уже много недель. Она спит почти все время. Иногда храпит – странным храпом, будто у нее в легких мокрые губки, хотя, если честно, мне не верится, что у нее все еще есть легкие. Порой рисует. Ей больше совсем ничего не интересно, и мы сошлись на том, что врач тут не поможет. Только сделает хуже – раскроет нашу тайну. Мы этого не хотим. Встретиться с ней лицом к лицу – вот единственное желание, которое у нас осталось.
Время от времени я подхожу к Элеоноре, сажусь на кровать, и мы немного разговариваем, но я очень осторожен и стараюсь к ней не прикасаться. В тех местах, где есть еще то, к чему можно прикоснуться.
О Луне мы почти не говорим. Чаще всего – о люке в подвале, о том, что внутри него – или может быть внутри него, – хотя ответов у нас нет.
Она говорит, что не чувствует боли, и я думаю, это правда. Может, ей даже хорошо – происходящее с ней ее в каком-то смысле утешает. Хотя видеть, какой она стала, конечно, ужасно.
Успокаивает только то, что скоро все это закончится.
Скоро нам нужно будет попрощаться.
И уйти.
Она хочет уйти первой. Говорит, что готова.
Я тоже готов.
От дома до супермаркета ехать минут пятнадцать, он находится в промышленном районе, вокруг – рощи из тощих тополей. На середине пути Луна, сидящая сзади и напоминающая перевязанный шарфом сверток в капюшоне, начала петь.
Слов она не знала, поэтому пела что-то вроде «Джинглс бел, джинглс бел, шалалалалабел!»
Я подхватил, и мы расхохотались. Снова пошел снег, сухой, как мука, порывы ветра закручивали его в спирали; дворники старательно шуршали, едва успевая очищать стекло.
Я оставил машину на подземной парковке, и через несколько минут мы окунулись в предпраздничную суматоху ярко освещенного супермаркета, увешанного гирляндами. Луна разрумянилась, глаза блестели от возбуждения – казалось, от недавних капризов не осталось и следа. Она без конца бегала туда-сюда по торговому центру; когда я предложил ей сесть в тележку, чтобы передохнуть, посмотрела на меня серьезно и сказала совсем по-взрослому: «Нет, я ведь уже большая!»
Я наклонился и поцеловал Луну в щеку. Почувствовал запах ее кожи. От волос, как всегда, пахло ванилью. Любимым шампунем, который она называла «шампунькой».
– Да, конечно, большая! Тогда поможешь с покупками?
Мы набрали всякой всячины, кроме того, что было в списке Элеоноры. Луна остановилась поболтать с какой-то старушкой, сказала ей что-то смешное, та от души расхохоталась, и я подумал, что в рождественские праздники некоторые люди кажутся суетливыми, хотя, может, на самом деле, они и не такие, а другие – спокойными и приветливыми, как эта старушка с ее доброй улыбкой. Побольше бы вокруг таких людей.
Был почти полдень, когда Луна напомнила мне про копченого лосося; мы отправились к холодильникам с рыбой, а она попросилась сбегать за киндер-сюрпризом к стеллажам со сладостями, рядом с кассой.
– Да, конечно. Жду тебя тут, давай быстрее.
– Спасибо, папа!
Я не пытаюсь оправдаться. Я не… меня никак нельзя назвать папашей-раздолбаем. Я никогда не оставил бы Луну одну, вне поля зрения. Но до касс была пара шагов, и я проследил, как Луна пробирается между людьми и тележками к стеллажу со своими любимыми киндерами. Вот она протянула руку, выбрала один – и тут меня хлопнули по спине так, что я чуть не задохнулся.
– Эй, засранец!
Я изумленно обернулся и уперся носом в хорошо знакомую физиономию, хотя, конечно, за много лет она сильно изменилось.
– Привет, придурок! – ответил я с любезностью, присущей давним приятелям.
Гуалтьеро Феррети был одним из моих лучших друзей, верным спутником во всех рискованных похождениях в лицее и университете, а потом наши дороги разошлись… Ну, знаете, как бывает… Вы взрослеете, работа, семья, сворачиваете на развилках в разные стороны…
Я действительно обрадовался нашей встрече. В голове пронеслись воспоминания обо всей хрени, что мы творили, как будто я мгновенно пересмотрел старые фотографии из другой эпохи, когда мы были молоды и беззаботны.
– Гуалтье! Ты разве не в Венето переехал? Что ты тут делаешь? Сколько лет, сколько зим!
– Да каких лет – веков!
Мы обнялись и разговорились. Мне кажется, я отвлекся не больше, чем на пару минут, пару проклятых минут. Потому что Гуалтьеро чуть ли не первым делом спросил:
– Как твоя жена? А дочка?
– Хорошо, просто супер! Луна, кстати, здесь, – ответил я, показывая пальцем в направлении касс.
Но ее