Уйти и не вернуться

Вне всяких сомнений, это что-то значило, но что именно, Кюхо понять не мог. В его голове еще сильнее и быстрее стучали только удары бельевой скалки. Спустя какое-то время, громко чавкая жвачкой, чего люди в сорок лет обычно не делают, Кюхо сел в трамвай. Когда он выходил на остановке в Чхоряне, с противоположной стороны дороги внезапно по радио снова зазвучало: «Главным направлением государственной политики становится антикоммунизм». Вздрагивая от этих слов, Кюхо помчался в переулок. «Все правильно, все правильно», – с важностью бормоча это себе под нос, он опомниться не успел, как оказался в конце тихого переулка. Там он достал платок и вытер стекавший со лба пот.

Часа в три дня Кюхо одиноко сидел около мусорного бака. Переулок был на удивление широким – он вполне мог быть приспособлен для двухстороннего движения. Воздух был наполнен влагой, по обеим сторонам дороги возвышались каменные ограды, утыканные железными прутьями в виде стрел, из чего сразу было понятно, что это за район и какие люди могли в нем жить. У каждого дома были большие ворота с табличкой «Осторожно, злая собака». И как обычно бывает в богатых домах, все ворота были крепко заперты, и невозможно было представить, что за мир скрывается за закрытыми дверьми. Живот Кюхо продолжал издавать неприятные звуки, и время от времени его лицо искажала гримаса боли. Вдруг ворота дома в конце переулка открылись, и оттуда вышел толстый старик лет шестидесяти с лохматой собакой. Сначала он сел перед воротами, расчесал собаке шерсть, погладил ее, а затем, поставив ее перед собой, начал с ней играть. Это была очень странная игра. Старик крепко держал уши собаки и пытался заставить ее смотреть прямо ему в глаза. Очень странно. Глаза Кюхо расширились от удивления. Собака была в замешательстве: сначала она старалась не смотреть на хозяина, затем ее глаза начинали бегать, и она отводила взгляд. Старик, забавляясь, все больше напрягался и водил головой собаки из стороны в сторону, чтобы она посмотрела ему в глаза. При этом он хихикал, и эта ухмылка выглядела глупо и уродливо. Они как будто поменялись местами: в лице хозяина появилось что-то звериное, а в глазах собаки – наоборот, что-то человеческое. «Эй, что ты такая трусиха?» – хихикал старик, все еще пытаясь заставить собаку встретиться с его взглядом. Но собака только скалилась и рычала, пытаясь вырваться из рук хозяина. В конце концов боязнь в глазах собаки исчезла, отчего старик потерял всякий интерес к ней, ударил собаку по морде и отпустил ее. В порыве радости собака стала бегать из одного конца переулка в другой, пока не подбежала к Кюхо, сидевшему у мусорного бака. Она встала прямо перед ним и, видимо почуяв запах поноса, пристально посмотрела на него. Кюхо тоже посмотрел на собаку, но, избегая собачьих глаз, первым отвел взгляд. Старик, не зная, что возле помойки прятался Кюхо, позвал собаку, и она побежала к хозяину. Сморщившись от боли, Кюхо осторожно поднял голову, чтобы немного осмотреться. Собака вернулась к хозяину, грустно поскулила и послушно села перед ним. Затем она посмотрела на хозяина виноватым взглядом и легла, словно вспомнила, что он не так давно ударил ее по морде. Старик сразу подобрел и ласково похлопал собаку по спине. Было совершенно очевидно, что такое громкое событие, как революция, не коснулось этого района, настолько здесь все было тихо и спокойно.

Встретившись взглядом со стариком, Кюхо медленно поднялся на ноги. Старик тоже испуганно встал, как и его собака. Она залаяла, будто собиралась наброситься на Кюхо.

– Можно я воспользуюсь вашим туалетом? – спросил Кюхо, схватившись за живот.

Старик сурово осмотрел Кюхо сверху вниз.

– Нет, – сказал он, как отрезал, взял собаку и вернулся в дом. За ним плотно закрылись ворота, и мир за ними снова стал недоступен.

Кюхо очень быстро побежал по переулку. Ему срочно надо было найти либо общественный туалет, либо кафе, где был туалет.

Вечером Кюхо сел на автобус и доехал до Купхо[4]. Увидев широкую реку Нактонган, он почувствовал небольшое облегчение. Стоя на берегу реки, он сделал пару упражнений, которые увидел днем на уроке физкультуры, и глубоко вздохнул.

В Купхо в этот вечер в дешевом баре он познакомился с проституткой. Одета она была в прозрачное розовое платье, которое оголяло некоторые участки ее тела. Это была невероятно возбуждающая девушка. Они оба напились до беспамятства, и Кюхо, как бы по секрету, признался ей, что он революционер в бегах. На девушку это произвело впечатление, и ночь они провели вместе. Кюхо до утра занимался с ней животным сексом, словно сошел с ума.

На рассвете девушка, вконец устав, стала кричать, что в жизни не встречала такого ужасного человека. Ей было уже все равно, революционер он или нет. «Какой ты революционер, – вопила она, – если всю ночь провалялся в постели с проституткой в самый разгар революции». Ей уже не нужны были деньги, она лишь грубо потребовала, чтобы он немедленно убирался вон. Кюхо включил слабый электрический свет, который, к слову, был красным, и усмехнулся.