Уйти красиво и с деньгами

Лиза вздохнуть не успела, как Игнатий Феликсович прижал ее к дощатой стенке сеней и припечатал ее губы своими. Лиза дернулась, но Игнатий Феликсович был много сильнее. Он крепко притиснул ее к себе, а его ловкая рука быстро прошлась вдоль ее бедер. Все это продолжалось мгновение, но его хватило, чтоб Лиза поняла: этого человека она будет ненавидеть вечно.

Через минуту Игнатий Феликсович отступил к противоположной стене. Он поднял шляпу и трость, которые уронил, целуя Лизу. Когда распрямился, его лицо было недовольным и красным.

– Несложно ведь, правда? – быстро сказал он.

– Мне не понравилось, – ответила Лиза. – У вас слишком жесткие руки и колючая борода. Давайте не будем целоваться до свадьбы.

– Э, не выйдет! – покачал головой Игнатий Феликсович. – Жених имеет право на некоторые скромные ласки невесты. Я и сам не хочу слишком распаляться, однако порядок есть порядок. К тому же ты должна привыкать ко мне. После венчания нас свяжет великая и страшная сила физической страсти. Она соединяет мужчину и женщину помимо их воли. Тобой она овладеет так же, как сейчас владеет мною, а пока ты глупое дитя.

– Я не дитя! Вам не обидно, что я люблю другого?

– Этого белобрысого щенка, которому ты вешалась на шею в беседке у Фрязиных? – пожал плечами Пианович. – Да, пикантное было зрелище. Но ты вела себя настолько неуклюже, что я не сомневаюсь – ты ангел чистоты. Мальчишку забудь. Ты согласилась стать моей. Если у меня жесткие руки, обнимай и целуй меня сама, но только всерьез. Это ведь такой пустяк – за десять-то тысяч!

– Вы негодяй! – не выдержала Лиза.

– Вот ты и начала попрекать меня деньгами! А я просто тебя люблю, и довольно давно. Я спасаю твою семью, даю средства, тебя не соблазняю, а беру замуж. Чего же тут негодяйского?

– Да все!

– Ну и логика! Недаром в гимназии считают, что у тебя куриные мозги. Хотя ты не дура, раз я от тебя без ума.

– Вы негодяй!

– Говори мне «ты»!

– Ты негодяй!

– Ну, вот и поладили, – криво усмехнулся Игнатий Феликсович. – Если б ты видела, какая ты сейчас прелестная! А твои губы пахнут пьяной вишней. Норовистая кобылка! Из таких-то и выходят самые резвые и послушные.

Лиза возмутилась:

– Вы что, дрессировать меня собрались? Не с помощью ли хлыста?

– Почему нет, если не получится с помощью рафинада? Я опытный жокей. Лучше не зли меня, Бетти! Пока твои выходки меня забавляют, но надолго ли? Итак, поцелуй меня – так и быть, сегодня в щечку, но сама. И скажи: «До вечера, милый!»

– Не хочу! – топнула ногой Лиза.

– Ты в нашем городском театришке смотрела пьесу «Укрощение строптивой»?

– Конечно! На премьере Варнавину поднести целых шесть серебряных портсигаров.

– Вот счастливец! Итак, ты знаешь, чем эта пьеса кончилась. Ты не тупица, так что давай сразу играть финал.

– Не буду!

– На кону десять тысяч – или папа в тюрьме.

Лиза закусила губу, немного подумала, потом молниеносно чмокнула Игнатия Феликсовича в щеку и тут же вытолкнула из сеней. Он споткнулся и, чтобы не терять достоинства, стал медленно спускаться с крыльца. У калитки обернулся. Лиза стояла наверху лестницы. Ветер раздувал ее платье, но она и не думала прижимать подол к коленкам.

Игнатий Феликсович помахал шляпой:

– Бетти, попрощайся со мной как следует. Я жду!

– До вечера, милый! Чтоб тебя черти взяли!

Пианович рассмеялся и вышел.

Лиза вернулась в свою комнату. Учебников на ее столе больше не было, зато стоял букет роз. Цветы уже привяли и выглядели мятыми. Первым желанием Лизы было выбросить их за окошко. Но она тут же подумала: «Чем эти бедные цветы виноваты? Их убили по приказу человека, который платит за меня десять тысяч. Мы вместе с ними пострадали!»

Она подошла к книжному шкафу, засунула руку за тощие томики Гоголя из приложения к «Ниве» и вытащила ветку сирени. Сирень эта когда-то была белой, а теперь поржавела и скрючилась от сухости. Она пахла пылью и тленом. А ведь так недавно Ванина горячая рука протягивала ее Лизе, и сирень пахла сиренью, и листья влажно трещали, и цветки-крестики белели в темноте.

Эх, Ваня, Ваня! Что-то теперь будет?

Лиза потрогала губами жалкую, мертвую, сухую ветку. Все они, цветы, вянут – про это есть тьма пошлых стишков. Всякая жизнь кончается быстро! Та страшная сила, про которую говорил Пианович, тоже есть, но она навсегда бросила Лизу к Ване, а его к ней. Пусть же судьба уносит прочь, в бездну, красивого и ненужного Пиановича! Вот он злится, размахивает руками, хочет за собой утащить Лизу – живую или мертвую. Лиза не могла представить себя мертвой, но вообразила точно такой же гроб, какой был у Зоей. А кругом цветы, живые и фальшивые…

Когда в дверь постучали, Лиза вздрогнула.

– Кто там? – испуганно спросила она.

– Я. Можно? – ответил немного насморочный Кашин голосок.

Потом и сама она появилась – как всегда, в сереньком платье на вырост, со своей дурацкой сумочкой и, кажется, заплаканная.

– Проходи, – сказала Лиза. – Садись вот здесь. Нравятся розы?

– Я роз не люблю, хотя это божий цветок, – призналась Каша. – Они очень дорогие. Их не дарят просто так.

– Верно! И знаешь, кто мне подарил розы? Мой жених.