Одна мама раздевала своего сына, который умер в шестнадцать лет. Сначала виднелась только скрюченная пара ступней. Затем появились руки, и, похоже, они хорошо сохранились. Мужчина с другой стороны гроба осторожно вытаскивал тело, пытаясь понять, можно ли его поднять, не разрушив. Они смогли поставить его вертикально, но, хотя его торс сохранился хорошо, на черепе ничего не осталось, кроме зубов и густых каштановых волос. Мать как будто не заметила этого. Она была настолько рада увидеть своего ребенка, даже ненадолго, даже в таком состоянии, что постоянно держала его за руку и трогала его лицо.
Неподалеку сын очищал кожу своего отца, окрасившуюся в розовое от полинявшего покрывала из батика.
– Он был хорошим человеком, – сказал он. – У него было восемь детей, но он никогда не бил нас. Мне грустно, что он умер, но я счастлив, что могу позаботиться о нем так же, как он заботился обо мне.
Тораджанцы напрямую обращались к телам, объясняя каждое свое движение: «Сейчас я тебя достану из могилы», «Я принес тебе сигареты, прости, но больше не было денег», «Твоя дочь и ее семья приехали из Макассара», «Сейчас я сниму твою куртку».
Глава семьи поблагодарил нас за то, что мы пришли и принесли несколько пачек сигарет. Он разрешил Полу фотографировать, а мне задавать вопросы. Взамен он попросил:
– Если увидите в деревне чужаков, не рассказывайте им об этом месте, это тайна.
Мне вспомнилась бестактная немка с сигаретой во рту и ее iPad, направленный на лица людей. Я испугалась, что стала похожей на нее. Наше желание увидеть то, чего мы ждали много месяцев, привело нас туда, где нам были совсем не рады.
Обратно мы приехали по главной дороге и обнаружили, что наши хозяева наконец начали раздевать своих мертвецов. Я узнала мужчину моего возраста, который работал в Рантепао графическим дизайнером. Он приехал на мопеде вчера ночью и забрался в дом, когда я уже спала. Он вытащил скелет, завернутый в золотую материю.
– Это мой брат, он погиб в аварии на мотоцикле, когда ему было семнадцать. – Он указал на завернутое тело рядом с ним: – Это мой дедушка.
Ниже нас на склоне холма другая семья устроила для дедушки, который умер семь лет назад, пикник на клетчатом пледе. Это было его второе появление на церемонии
Я слышала о естественной мумификации в очень сухом или очень холодном климате, но Индонезия с ее пышной растительностью и влажным воздухом с трудом вписывается в эти категории. Так как же мертвецы в этой деревне стали мумиями? Ответ будет зависеть от того, кому задать вопрос. Одни говорят, что бальзамируют тело только древним способом: заливают масла в рот и горло покойника и накладывают на кожу особые листья чая и кору дерева. Танины чая и коры связываются друг с другом и сокращают количество протеинов в коже, делая ее более прочной, твердой и устойчивой к воздействию бактерий. Процесс похож на тот, что используют таксидермисты (отсюда слово «таннинг» – дубление кожи).
Новый тренд в тораджанской мумификации – не что иное, как введение в тело старого доброго формалина бальзамировщиков (соединение формальдегида, метилового спирта и воды). Одна женщина, с которой я беседовала, сказала, что не хотела бы, чтобы членам ее семьи делали слишком много инвазивных инъекций.
– Но я знаю, другие делают это, – сообщила она заговорщицким тоном.
Местные жители этой области Тораджи – любители-таксидермисты по человеческим телам. Учитывая то, что тораджанцы сейчас используют те же химические составы, что и жители Северной Америки, я удивляюсь, почему западные люди так ужасаются этим обычаям. Возможно, их коробит не традиция тщательного сохранения тела, а то, что тораджанский покойник не уединяется в запертом гробу за стенами подземной цементной крепости, а осмеливается слоняться среди живых. (Отсюда вопрос к американцам: зачем так тщательно сохранять тело, если вы не планируете держать его при себе?)