— А я тоже в воду прыгнул. С бидоном. И поплыл на бидоне.
— Ага, — сказал Джейк. — Ты так забавно на нем из воды высовывался.
— Забавно? — спросил я.
— Ну да.
— А женщину ты когда подобрал? Или тоже не помнишь? — спросил я.
— Женщину… — Джейк задумался и сделал длинный глоток пива. — Это я только спрыгнул, залез на свою дверь поудобнее и тут прямо перед моим носом в воду кто-то падает. С головой, только такие, знаете ли, пузыри на поверхности. И медленно-медленно распускается на воде ворох тряпок – как розочка. И как шмель из розочки, из этого вороха тряпок выглядывает девочка. А личико у нее такое, — проговорил он с неловкой нежностью, — удивленное. Не испуганное, а именно удивленное. И смотрит прямо на меня. Я ей помог за доску ухватиться, и поплыли мы дальше вместе. До самого острова. А у острова Дэн на своем бидоне прыгает. Забаавный…
Я, хоть убей, не помнил, чего там могло быть забавного в моем плавании на бидоне. Должно быть, у Джейка тоже слегка ехала крыша.
Мы рассказали Дугласу про наше бытие на острове, и я продемонстрировал огниво. Дуглас огниво придирчиво рассмотрел, опробовал и спросил, где такие делают. Я признался, что не знаю: приятель подарил. Кроме того, я сильно подозревал, что в XIX веке такое огниво вообще смастерить невозможно, но уж об этом точно следовало бы помалкивать. О чем там размышлял Джейк, когда на мое огниво смотрел, я не знаю, а вот Дуглас, поразмыслив, предложил мне огниво продать.
— Десять долларов, — предложил он.
— Даже за тысячу не отдам, — ответил я решительно и спрятал огниво в карман. — Оно же нас спасло. Может, и не от смерти, но от пневмонии точно.
— Не сильно-то и спасло, — возразил Дуглас. — Кашляешь сильно.
Мне и в самом деле после прогулки начало слегка хужеть; похоже, что снова поднималась температура. Захотелось полежать.
Джейк красноречиво описал Дугласу мою ситуацию: гражданский, военному госпиталю делать со мной нечего. В армию мобилизовать смысла нет – война, считай, закончилась. Родных и знакомых в ближайших штатах не наблюдается.
— Церковная община, — сказал Дуглас. — Ты к какой церкви принадлежишь, Дэн?
— Атеист он, — хмыкнул Джейк. Вчера мы с ним малость поговорили на религиозные темы, и выяснили, что его квакеризм не сильно отличается от моего безбожия.
— Ну… — протянул Дуглас. — Да, сложно. А родители к какой церкви принадлежали?
— Атеисты, — сказал я, усмехнувшись. — Оба деда тоже. Бабки… ну, не знаю. Может быть, иногда в церковь заходили.
— Уже лучше. В какую? В католическую?
— В русскую православную, — мстительно улыбнулся я.
— Схизматик, — промолвил Дуглас кисло.
— Нету в Америке таких, — сказал Джейк.
— Ну почему, — протянул я. — На Аляске, наверное, есть…
— Где Аляска, а где мы, — сказал Джейк.
— К католикам его, что ли, пристроить? — в раздумьях проговорил Дуглас. — Знаю я вас, квакеров, зануды вы. В наших краях, это я про долину Огайо, если что, — на всякий случай пояснил он, — когда квакеры решили индейцев в христианство обращать, все индейцы мигом в католичество обратились, только б ваших проповедей не слушать.
— Знаю я, почему они обратились, — проворчал Джейк. — Вот ты хоть когда индейца-пацифиста видал? Чуть что – хвать за томагавки и давай воевать.
— Да ты хоть когда индейцев не на картинке видал? — насмешливо спросил Дуглас.
— А то!
— Да в вашей Филадельфии индейцы только около табачных лавочек остались, деревянные!
— А вот и врешь. В аптеке Джадсона за одной из витрин сидел самый натуральный индеец и у всех на виду готовил Индейские Травяные Пилюли доктора Уайта, — сообщил Джейк и тут же невозмутимо добавил: – Правда, когда он спьяну ронял ступку, в которой перетирал травы, ругался он почему-то с ирландским выговором.
Дуглас расхохотался, Джейк тоже не остался серьезным. А у меня болела голова.
— Знаете, я, пожалуй, в госпиталь поползу потихоньку, — вяло сказал я. — Что-то мне здесь сидеть надоело. — Я приподнялся.
— Сиди, — строго сказал Джейк. — Расползался тут! Сейчас вместе пойдем.
— Ко мне давай его отведем, — вдруг сказал Дуглас.
— С чего это? — Удивился я.
— Давай-ка я найму тебя учителем русского языка, — ухмыльнулся он. — Полдоллара в день, занятия не меньше часа.
— Да ну вас, — сказал я. — Обойдусь. Я, конечно, нуждаюсь в деньгах, но это уж откровенная подачка.
— Я серьезно, — заверил меня Дуглас. — Я читал, что русский – очень трудный язык, в нем длинные слова и звуки, которых нет ни в одном европейском языке.
— Ага, — сказал я. — Повтори слово: выкарабкивающиеся.
Я еще не встречал в Америке человека, который был способен воспроизвести это слово даже по слогам. Как правило, все буксовали на первом же слоге.
— Повтори помедленнее, — попросил Дуглас.
Я повторил по слогам.
— Вы-карап-ки-вайуу-шийее-ша, — произнес Дуглас. — Жуткое произношение, да?
И хотя у него весьма своеобразно получились Р и Ю, а «щиеся» были вполне ожидаемо непохожи сами на себя, Дуглас меня потряс. Во-первых, тем, что смог повторить такое длинное слово, во-вторых тем, что без затруднений произнес Ы.
— Первый раз встречаю англосакса, который способен с налету выговорить Ы, — признался я.