Уйти на Запад

На дворе было прохладно, воздух казался сырым, и я сразу закашлялся. Однако, сделав свое дело, я не пошел обратно в дом, а остановился и засмотрелся на небо. Небо было вечным. И ночные деревья тоже казались вечными. Померещилось даже, что я не в Мемфисе позапрошлого века, а все мне почудилось… Может быть, и почудилось, но из дверного проема вдруг бесшумно, как призрак, вынырнул полуголый Дуглас и спросил:

— Что завис?

Я вздохнул.

— Мне не нужна нянька, — сказал я размеренным тоном.

— Не сомневаюсь, — ответил Дуглас и, отойдя за куст, доказал, что тоже вышел по своим делам. — Но кашлять тебе, кажется, понравилось.

— Да нет, — ответил я. — Просто задумался о вечном.

— Успеешь еще о вечном подумать, — сказал Дуглас. — А пока иди в постельку. — он толкнул меня в грудь, направляя к двери.

— Как у тебя получается так бесшумно ходить? — спросил я, послушно направляясь обратно в комнату.

— Да как-то само собой получается, а что?

— Может быть, ты переодетый индейский разведчик.

Дуглас хмыкнул за моим плечом:

— Ты проник в мою тайну, о бледнолицый, — зловеще прошептал он. — Теперь я должен тебя убить!..

Я хохотнул:

— У тебя томагавка при себе нету.

— Ну вот ты сейчас заснешь, а я сбегаю откопаю томагавк, — пообещал Дуглас. — Спи и не кашляй.

Я послушно сел на свою раскладушку.

— Зачем окна так плотно занавесили? — спросил я.

— Да чтоб тебе спалось лучше, — ответил Дуглас, отодвигая штору. — На мой взгляд, зря.

— Зря, — согласился я.

Дуглас отошел к столу, послышался звук наливаемой в стакан из графина воды, шорохи. Потом подошел ко мне и вложил стакан в мою руку.

— Это что? — спросил я.

— Микстура от кашля.

Пахло виски, да собственно, это и был бурбон с водой.

Дуглас глотнул свою порцию из фляжки неразбавленной.

— Твое здоровье, — сказал я, выпил виски и завалился спать.

Когда я проснулся, в окно лился солнечный свет, чуть смягченный листвой деревьев. Дугласа не было. Я оделся и пошел его искать. Он обнаружился в саду: сидел за легким столом и сосредоточенно писал что-то на листах почтовой бумаги, то и дело макая перо в чернильницу. В углу рта, придавая ему самоуверенный донельзя вид, курилась сигара. Светло-русые волосы в утреннем свете казались золотистыми. Иногда он заглядывал в лежащие перед ним тетради, задумчиво пожевывал сигару и снова писал.

— Доброе утро, — сказал я по-русски.

Дуглас кивнул и повторил:

— Доборое уутро. — потом поднял на меня взгляд и спросил уже по-английски: – Я надеюсь, это было приветствие, а не ругательство?

Я перевел.

Дуглас снова кивнул.

— Немного погоди, а потом позавтракаем.

Я собрался было отойти, но нечаянно заметил обувку Дугласа. На нем были премиленькие, другого слова просто не подберу, мокасины, щедро украшенные бисером. Из синей замши. Мой мир никогда уже не станет прежним, как любит выражаться моя двоюродная сестренка даже по менее шокирующим поводам. Что-то я все-таки не знаю о мужской моде XIX века. И о мокасинах.

Это индейские мокасины

И это

А это, для сравнения, английские мужские вышитые домашние туфли викторианских времен

Дуглас будто лопатками почувствовал мое удивление, поднял голову, проследил мой взгляд и опасливо спрятал ноги под стул.

— Тебе придется убить меня, чтобы забрать мои любимые тапочки, — с улыбкой сказал он.

— Это у вас в Шотландии такое носят? — спросил я.

— Нет, — признал он с сожалением, — В Шотландии такое не носят. Да и к востоку от Миссисипи теперь такое вряд ли где найдешь, за что огромное спасибо президенту Джексону. — он откинулся спиной на спинку стула, вынул из кармана брюк бумажник и отсчитал мне пять долларов. — Аванс, — объяснил он. — Сходи после завтрака и купи себе хотя бы башмаки и шляпу.

— А ты точно шотландец? — спросил я, кладя деньги в свой карман. — А то говорят, что скупее шотландцев людей на свете нету.

— Наглая ложь, — заявил Дуглас. — Это сассенахи на нас наговаривают. А сами еще когда Clach Sgàin заныкали и не отдают.

— Что заныкали? — спросил я.

— Скунский камень, — объяснил Дуглас. — Я тебе когда-нибудь потом эту историю расскажу.

— Ага.

* * *

От автора

Настоящие индейцы, в отличие от реконструкторов двадцать первого века, никогда не заморачивались тем, насколько аутентичны их прикиды. Если человеку нравится красная куртка, неужели он будет отказываться от нее только потому, что это одежда бледнолицых? И если в руки попал кусок крашеной замши, неужели нельзя употребить ее на мокасины только потому, что индиго не растет в Америке? А уж от прекрасного стеклянного европейского бисера индейцы не отказывались еще и в семнадцатом веке.

Индейский вождь Красная Куртка (получил такое имя за то, что любил носить красный английский мундир)

Индейцы заимствовали у европейцев все, что им нравилось. В начале девятнадцатого века у индейцев, живших к востоку от Миссисипи, были плантации, рабы, торговые предприятия, появились адвокаты, инженеры, офицеры…