До того как мы уехали за границу, Уитни была так занята, что почти не употребляла наркотики и лишь изредка могла покурить травки. Но я быстро поняла, что как только начнется турне, наркотики будут повсюду. Дилеры останавливались в каждом заведении или отеле, готовые использовать прибытие «свиты» в своих целях. Организаторы всегда знали, к кому обратиться, если вдруг захочется что-то купить, потому что первыми приезжали в каждый город. Они-то и окрестили этот тур «Великим нарко-туром».
Если Уитни и мне хотелось себя чем-то побаловать, ее брат Майкл с радостью брал это на себя. Гэри же был под кайфом с самого начала тура и постоянно ошивался вокруг нас, изрыгая негативную энергию, а потом внезапно исчезал. Он брал взаймы деньги, а отдавать их приходилось его сестре. Я ни разу не слышала, чтобы Гэри поздравил Уитни после концерта или поблагодарил ее. Несколько раз за кулисами он говорил, что записывается в студии или ведет переговоры по поводу собственного контракта, но это было враньем. Вечерами, когда мы собирались перед выступлением в молитвенный круг, склонив головы и взявшись за руки, Гэри подходил последним, и Уитни повышала голос, добавляя: «И, Господи, защити нас от этой негативной энергии». Или: «Господи, не позволяй Сатане добиться своего. Вооружи нас своей всезнающей, всемогущей силой, Боже. Мы просим во имя Твое, дорогой Господь. Аминь».
Гэри плотно сидел на наркотиках. Однажды он заперся в туалете бостонского отеля Four Seasons, и его жена Моника в панике позвонила в номер Уитни. В другой раз Сильвия, чей номер был соединен с номером Уит, позвонила мне и рассказала, что застала Гэри и Майкла под кайфом в своей комнате. Содержимое его черной сумки лежало рядом, выставленное на всеобщее обозрение. Сильвия сидела и смотрела на них до тех пор, пока они не сказали, что она портит им всю малину. Тогда она встала и ушла.
Однажды на вечеринке мы увидели группу людей на диване. На кофейном столике перед ними стояла ваза с наркотиком. Мне немного хотелось, и, в принципе, я могла бы легко взять тарелку и положить на нее несколько чайных ложек. Но не стала. Кто-то же должен вставать по утрам и делать свою работу. Иногда у меня возникало желание пропустить дорожку с Нип и Майклом или, может быть, вечером в одиночестве, но долбить полночи с кем-то другим – никогда. На мою долю пришлось немало таких ночей, и я знала, что за ними следует: выглядишь как сумасшедший, со всклокоченными волосами, огромными зрачками, непрестанно моргающими веками, пересохшим горлом и заплетающимся языком. Постоянно хочется пить, потому что вся вода ушла, и надо искать, где бы взять еще.
Иногда случались тяжелые дни и ночи, но работа очень захватывала, поэтому я старалась держаться от всего этого в стороне, предпочитая свернуться калачиком на своей койке в туристическом автобусе, который обычно выкатывался из каждого города перед самым рассветом, около двух или трех часов ночи. Когда мне хватало сил противостоять искушению, я заглядывала через занавеску, и если мне казалось, что народу плохо, я протягивала кому-нибудь из них сэндвич. Всем это казалось забавным, но я знала, что они чувствуют на самом деле. Им было больно.
Гэри постоянно меня доставал – глядел исподлобья и что-то бормотал себе под нос. Однажды, когда я уже собиралась сесть в автобус, он появился из ниоткуда, встал передо мной и заорал в лицо:
– Ты здесь не главная!
Я, застигнутая врасплох, бесшумно обошла его и поднялась по лестнице.
– Он просто псих, – сказала одна из бэк-вокалисток.
Кэрол добавила:
– Еще и буйный!
Я села у окна, и, когда автобус отъехал, Гэри все еще стоял на тротуаре, глядя прямо на меня. Я понятия не имела, как реагировать, но уже пришла в себя, поэтому показала ему язык.
В начале каждого шоу Уитни говорила зрителям:
– Давайте заключим сделку. Вы отдаете мне часть себя, а я вам – всю себя.
Именно так она и делала: отдавала все, что могла. После каждого выступления Уит была мокрой до нитки от пота и перенапряжения. По большей части она этим наслаждалась, но иногда находился кто-то, кому этого было недостаточно. Однажды в Виргинии, в длинном коридоре, ведущем из-за кулис в гримерные, мы прошли мимо двух девушек лет двадцати – таких же, как мы, – и одна из них громко сказала:
– Вы только посмотрите. Она никого не знает.
Видимо, она пыталась пристыдить Уитни за то, что та с ними не поздоровалась. Нип, окруженная охраной, резко остановилась, развернулась и, подойдя прямо к девушке, ответила:
– Ты права. Я тебя не знаю.