Укатанагон и Клязьма

Смотреть, как оказалось, можно было по-разному. Вглядываешься, проникаешь взглядом через облака до заросшего поля – и трава клонится под порывом ночного ветра, ещё секунда – и почти сразу утро, уже решительно раскрываются головки цветов, жужжат насекомые, солнце сушит, ночь сменяет день, а день – тёплую звёздную ночь, тяжелеют плодами деревья, ветер разносит семена и небо сыплет дождём – и вот уже пылят снега, и хваткие морозы пытаются остановить движение на замершей белой картинке, но куда там, по ней уже побежали тёмные трещины – и снова весна… А можно запустить всё наоборот: втягиваешь взгляд, и ветер, пролетев над снежными полями, снова понесёт бурые листья, деревья воспрянут, оживут плодами, втянут их в цветы и тут же помолодеют пугливой листвой, которая тоже быстро спрячется, передавая нагие ветви морозам, льду и яркому снегу. Если так смотреть на человека, то видишь как разворачивается его прошлая жизнь, а если не фокусироваться, держать взгляд рассредоточенным, то вокруг человека, зверя или растения возникает лёгкая сетка связей со всем его окружением, и по её направленному и расцвеченному вздрагиванию становится понятно зачем сказано то или иное слово, куда бежит зверь и чего хочет растение. А это было как раз то, что всегда его волновало – жизнь в её скрытых деталях, тайных связях, простых и страшных животных подробностях, опрокидывающих моральные нормы и привычные эстетические штампы. Теперь, отсюда, он мог наблюдать это всё: белоснежные невинные цветы ловят, растворяют и переваривают насекомых, изящные пятнистые кошки вырывают кровавые куски из живой ещё добычи, а человек, под звучащую гениальную музыку, насилует и убивает себе подобных. Он мог теперь вывернуть весь этот благообразный зверинец и покопаться в его изнанке, чтобы уяснить принципы его жестокой подоплёки.

Хватило его ненадолго. Сотни миллионов лет и непрерывное развитие биоконструкций всё подчинили задачам плоти: самые светлые эмоции участвовали в обмене веществ, знания – в регулировке сосудистых функций, а молитва в очищении цитоплазмы. Люди и их жизни перестали казаться интересными. Оставалось лежать, глядя на звёзды, проникая в их бесконечное разнообразие – и это оказалось отличным выходом, просто отличным. На жену, друзей и детей можно будет посмотреть потом, сейчас даже хорошо знакомые и милые события будут ранить, а ещё то, что может вдруг открыться в своей собственной жизни… будешь потом сморкаться отсутствующим носом и мечтать о неведении. Вот оно, нашлось это чудесное слово – неведение. Обрыдло смотреть на биологический процесс: нападение-питание-размножение-разложение. Загон. Загон всегда в дерьме. Не говоря уже о периодическом коллективном помешательстве, безумии войны, насилия и смертоубийства. И достал постоянный звук, мешанина звуков, непрерывный шум: миллионы человеческих и животных голосов, музык, стонов и криков, грохот и скрежет – она вся зудела, эта цивилизация, невыносимо зудела, какие-то звуковые испражнения жизни, мерзкие отходы огромного существа, коллективное дёрганье миллиардов существ на поверхности планеты. Все якобы исторические движения – это только узкий склизкий след от проползания кодированной молекулы из своего прошлого в собственное будущее. По лабораторному стёклышку вселенской эволюции. Счастье – это, оказывается, совсем просто: это тишина! Можно приближать звёзды, можно приближаться к звёздам, слушать благоухающую молчанием нежнейшую тишину, вбирать её, глотать огромными глотками, сливаться с нею. Можно стать лучом и пролетать бездны расстояний… и не было ничего лучше, чем становиться частью звёздных событий, путешествовать, пролистывать миллионы лет развития Звезды, быть свидетелем её начала и великолепной катастрофы, на самом деле не катастрофы, а ступени вселенского созидания, вызревающего замысла божественного благоустройства… слава тебе, Укатанагон… из малейшего – гигантское, из гигантского опять ничто, а ты – часть этой безбашенной материи, не замечающей времени. Укатанагон не оставляет тебя – где ты? куда ты пропал? чем ты стал? – да чем угодно! и где угодно! Ты можешь не помнить, а он знает и помнит! Рассыпься на миллиард частей – тебя соберут и снова положат на твой звёздный матрас! Как получалось всё это чудесное? Глупо гадать. Он менялся, он чувствовал, что меняется, нельзя было не меняться, становясь частью и частицей бесконечности, звёзд и космоса. Проходило Время, летело огромными полосами, облаками и спиралями, Большое Время, Огромное Время – и низвергалось в ничто… Чудовищное, Гигантское Время… – прошло, прошло и прошло… и оказалось… нужно возвращаться к себе, к неизменно и не отменимо своему, к своей галактике, своим Солнцу и Земле, к своей цивилизации и своей жизни. Поразительно было, что оно, это «к себе, своей цивилизации и своей жизни», оказывается, никуда не делось! Возвращаться, проскакивая в обратном направлении все раздутые пузыри!