В общем, когда новоявленный Апольнивец включился снова — столь же внезапно, абсолютно, прямо-таки неприлично отдохнувший — в комнате уже стоял утренний молочный не совсем свет, но уже и не тьма. Было жесть как жестко и жуть как нежарко. А еще страшно одиноко. Таким одиноким, брошенным, никем не любимым и всеми покинутым он чувствовал себя всего один раз в жизни — в тот день он примчался домой с радостным воплем, желая рассказать родителям, что его взяли в самое престижное учебное заведение страны и что он едет к деду с бабкой на последние условно школьные каникулы. Но папа, пряча глаза, сообщил ему, что дед с бабушкой умерли месяц назад, в один день, он ведь помнит, как родители уезжали в командировку одновременно? А ему не сказали, чтобы не мешать успешно сдавать экзамены. А мама, со вздохом облегчения, добила новостью о том, что они с отцом разводятся, потому как и так терпели больше года из тех же соображений. Именно тогда в голове Сережки что-то погасло. Как ему казалось — навсегда.
Захотелось завыть от тоски и смутного страха, а еще — попить водички.
Кряхтя от боли в мышцах, как старый дедок, и медленно ворочаясь, как полудохлый кит на отмели, он кое-как встал, с нескрываемым стоном потянул затекшие члены и пополз на террасу — искать ведро с водой и Лилю, которая испарилась, не оставив после себя и следа — как и не было ее.
Не обнаружив нигде искомого и сообразив после третьего круга, что он так и не удосужился принести воды от соседей, Сергей решил упорядочить поиски и начал с того, что вспомнил о припрятанной в багажнике машине НЗ-шной бутылке воды. Ежась от промозглой сырости, он побрел в сторону припаркованной машины через утреннюю дымку, плотно залившую территорию его усадьбы, однако, не дойдя пары метров до автомобиля, вынужден был остановиться, пытаясь рассмотреть источник странных звуков, достигших его слуха.
Сквозь неверное марево утреннего тумана к нему плыла Смерть. Облика самой Госпожи ему, простому смертному, увидеть было не дано. Но ее орудие — воспетую в тысячах сказаний, легенд и поэм Косу — с крепким, отполированным за века темным древком и узким хищным лезвием, стальной блеск которого простреливал туманную муть — он зрел совершенно отчетливо. Внутренний дебил начал заполошно перебирать в памяти известные молитвы, смешивая до кучи Бисмилляхи-р-Рахмани-р-Рахим, Господи Иисусе Христе и Харе Кришна Харе Рама, дикарь, просматривая возможные пути тактического отступления, взял дубинку наготове… А Смерть подкрадывалась все ближе, совершенно не стесняясь своего несвоевременного визита к молодому, полному сил и энергии мужчине в самом расцвете сил, не познавшему еще радость матер… отцовства, конечно же, отцовства, не посадившего не то что дерева, даже кустика смородинки не успевшего ткнуть в благодатный слой чернозема. Великая Безликая не пыталась даже сделать свое приближение бесшумным, она что-то мурлыкала себе под нос, что-то совершенно незамысловатое, что-то заунывное, типа "В голове моей туманы-маны-маны"…
"Э-э-э?" — тормознул дебил.
"Карашо поет" — констатировал дикарь, опуская дубинку и вытирая со лба холодный пот.
ГЛАВА 26
совестьпробудительная, в которой главный герой окончательно теряет контроль над Свадхистхана чакрой, но продолжает мужественно познавать тонкости сельского быта
— Ой, Михалыч, ты что ль? Ну прям спужал меня. Фу-у-уй, аж сердце зашлося. Утречка доброго, соседушка. Ты завтракал аль нет? — участливо поинтересовалась Смерть голосом Ниловны из-под глубокого капюшона выгоревшей плащ-палатки, издали вполне себе сходной очертаниями с одеянием властительницы мира мертвых. — А то ходи к нам, там как раз сей час Антоха молоко с крошками хлебает. И табе нальет.
— А Лиля где? — невежливо перебил соседку Сергей, унимая заполошно скачущее в грудной клетке сердце. — То есть здрасти, конечно. И Лилия Андреевна тоже… разумеется… — совсем сбился с гладкой речи слегка даже покрасневший от внезапного смущения господин Никольский.
— Лилька? Так на сенокосе ужо. Аж за Горваткой. Часа полтора уж. Как только начало светать, так она там. До работы же ей хоть чутка успеть надо накосить. А я от задержалась, кОсу постукать надо было, а то затупилась вся. А что я с тупой косой делать-то буду, а? Токма траву мять. А ты че так рано вскочил, экономист? Табе ж вроде как здоровье править надобно? Спал да спал бы себе, — не унималась с советами баб Надя.
— Тридцать три года да на печи? — не удержался от мелкой шпильки Сергей.
— А хоть бы и на печи. От дуже пользительно, коли застудился где али при радикулите.