Ухищрения и вожделения

— Мы на месте, — сказала Кэролайн. — Здесь они должны нас встречать. Надо только подождать, пока они подойдут.

Эми снова услышала рокот мотора, но на сей раз это был едва различимый шум. И вдруг она поняла. Этому не предшествовали никакие сознательные размышления, только ослепляющее, ужасающее озарение, уверенность, видением снизошедшая на нее. На секунду у нее замерло сердце, потом резко забилось, наполнив всю ее новой силой и вернув к жизни. Она чуть ли не прыжком поднялась на ноги.

— Никто не собирается высаживать меня на берег, верно? Меня хотят убить. Ты знаешь это. Ты все время это знала. Ты привезла меня сюда, чтобы они меня убили!

Кэролайн не сводила глаз с двух ориентиров: периодически вспыхивающего луча маяка и света прожекторов водозаборных сооружений. Она холодно произнесла:

— Не впадай в истерику.

— Они не могут меня отпустить, не станут рисковать. Я слишком много знаю. И ты сама сказала, что от меня мало проку. Слушай, ты должна мне помочь. Скажи им, как я хорошо работала, сколько пользы принесла. Сделай вид, что стоит меня сохранить. Если только я попаду на берег, я уж как-нибудь постараюсь сбежать. Только дай мне шанс, Кэролайн! Ну, Кэролайн! Ты же меня в это дело втянула. Ты должна мне помочь. Мне надо добраться до берега. Кэролайн, ты меня слышишь?! Послушай, Кэролайн! Нам надо поговорить!

— Так ты же говоришь! И то, что ты говоришь, смешно и нелепо.

— Разве? А, Кэролайн?

Она понимала теперь, что умолять бессмысленно. А ей так хотелось броситься к ногам Кэролайн и крикнуть ей во весь голос: «Посмотри же на меня! Ведь я — человек! Я — женщина, я хочу жить. Я нужна моему сыну. Пусть я не очень хорошая мать, но ведь у него другой нет. Помоги же мне». Однако инстинктивная мудрость, рожденная предельным отчаянием, подсказывала ей, что истошные мольбы, цепляющиеся руки, рыдания, нытье и бесконечные просьбы только оттолкнут Кэролайн. Оттого, как она будет говорить, зависит ее жизнь. Надо оставаться спокойной, надо рассуждать здраво. Необходимо найти верные слова. И она сказала:

— Речь не только обо мне, Кэролайн. О тебе тоже. Может, это выбор между жизнью и смертью для нас обеих. Ты ведь им тоже больше не нужна. Ты приносила им пользу, когда на Ларксокене работала, пока сообщала всякие подробности, как станция управляется, кто когда дежурит и всякое такое. А теперь ты для них обуза, такая же, как я. Никакой разницы. Какую такую работу ты сможешь для них выполнять, чтобы оправдать их хлопоты, траты на твое содержание, на новые документы? Они же не могут внедрить тебя в штат другой АЭС. А если МИ-5 на самом деле села тебе на хвост, они не перестанут тебя разыскивать. Могут ведь и не поверить в несчастный случай, если трупы на берег не выбросит. А ведь их не выбросит, правда? Если только нас не убьют, а это как раз с нами и собираются сделать. Что им еще какие-то два трупа? Почему они нас здесь встречают? Зачем так далеко? Они могли бы взять нас на борт гораздо ближе к берегу. Или увезти по воздуху, если уж мы им так нужны. Кэролайн, возвращайся. Еще не поздно. Ты сможешь сказать тем людям, на кого работаешь, что туман был слишком густой, выходить было небезопасно. Они найдут другой способ выручить тебя, если тебе надо уходить. Я никому ничего не скажу — да я бы и не решилась. Жизнью тебе клянусь. Мы можем сейчас вернуться, как будто подруги вышли на морскую прогулку и благополучно вернулись на берег. Ведь это моя жизнь, Кэролайн, а может, и твоя тоже. Ты отдала мне свою куртку. А я прошу у тебя — жизнь.

Она не прикасалась к Кэролайн. Она знала: неверный жест, даже любой жест может оказаться роковым. Но она знала также, что безмолвная женщина, недвижно и неотрывно глядящая перед собой, сейчас, в этот самый момент, принимает решение. И, глядя на это точеное, сосредоточенное лицо, Эми поняла, может быть, впервые в жизни, как она на самом деле одинока. Даже ее возлюбленные, которых теперь она вспоминала всего лишь как проходящую перед глазами череду напряженных, молящих лиц и ищущих жадных рук, даже они были всего-навсего незнакомыми и чуждыми людьми, дававшими ей лишь мимолетную иллюзию, что жизнь можно с кем-то делить. И она никогда по-настоящему не знала Кэролайн, не могла узнать, не могла даже подойти к пониманию того, что именно в прошлом, может быть, еще в детстве этой женщины, привело ее в эту жуткую тайную организацию, подвело к этому страшному моменту, когда необходимо принять решение. Физически они были совсем близко, рядом, каждая могла слышать, чуть ли не обонять дыхание другой. Но каждая из них оставалась совершенно одна, совершенно одинока, будто в этом широком морском просторе больше не было ни одного судна, ни одной живой души. Может быть, им суждено умереть вместе, но ведь каждый в одиночку проживает свою собственную смерть, точно так же, как проживает лишь свою собственную жизнь. Эми было нечего больше сказать. Она исчерпала все доводы в свою защиту, истратила все слова. Теперь ей оставалось только ждать в темноте и молчании, пока не станет ясно, суждено ей жить или умереть.