Ухищрения и вожделения

— И все же вы должны поступить так, как подсказывает вам совесть. Мы не всегда можем правильно судить о последствиях. В приведенном вами примере, если вы допустите, чтобы кражи продолжались, вы будете потворствовать нечестности. Раз вы обнаружили, что происходит, вы не можете делать вид, что не знаете об этом. Вы не можете отказаться от ответственности. Знание всегда влечет за собой ответственность. Эта истина распространяется на Ларксокенскую АЭС и Алекса Мэара в той же мере, как и на этот кабинет. Вы говорите: будет причинен вред детям, если вы сообщите об этом. Но им уже причиняется вред нечестностью их отца. И жене, которая пользуется плодами этой нечестности, тоже. Кроме того, есть ведь и другой персонал, с которым надо считаться: возможно, кто-то другой будет несправедливо заподозрен. Нечестность, если она не обнаружена, может углубляться, так что жена и дети этого человека могут оказаться в беде более страшной, чем если бы его остановили сейчас. Вот почему гораздо безопаснее, если мы сосредоточим усилия на том, чтобы поступать правильно, оставив последствия в руке Божьей.

Ей очень хотелось сказать: «Даже если мы больше не уверены, что Бог существует? Даже если это представляется лишь одним из способов избежать личной ответственности, которой, как вы сами только что мне сказали, мы не можем и не должны избегать?» Но она с грустью заметила, что он устал, и от ее внимания не ускользнул быстрый взгляд, брошенный им на книгу.

Ему хотелось вернуться к любимцу Китинга, инспектору Гхоти, мягкому и доброму индийцу-детективу, который, несмотря на все сомнения, в конце концов непременно добьется успеха, потому что все это беллетристика, вымысел: проблемы здесь могут быть разрешены, зло побеждено, справедливость восстановлена, а смерть — всего лишь загадка, которая будет разгадана в последней главе. Копли — человек очень старый. Несправедливо было его волновать. Ей захотелось положить ладонь на его руку и сказать, что все хорошо, пусть он не волнуется. Вместо этого она встала с кресла и впервые за все время назвала его так, как называли все; теперь это обращение слетело с языка легко и естественно.

— Благодарю вас, отец мой, — сказала она. И солгала, чтобы успокоить старого пастора: — Вы очень мне помогли. Все стало гораздо яснее. Я теперь знаю, как мне поступить.

Глава 11

Каждый поворот, каждую кочку и выбоину на запущенной садовой дорожке, ведущей к выходу на мыс, Мэг знала наизусть, и по-настоящему ей вовсе не нужен был прыгавший перед ней лунный лучик ее фонаря. Ветер, всегда капризный здесь, на мысу, словно специально умерил свою ярость. Но когда она подошла к низкому взлобку и уже могла видеть свет фонаря над дверью «Обители мученицы», ветер обрушился на нее с новой силой: казалось, он вот-вот оторвет ее от земли и, закружив в вихре, швырнет назад, в покой и уют старого пасторского дома. Мэг не стала сражаться с ним. Наклонив голову, ухватившись обеими руками за шарф, покрывавший волосы, и прижав локтем свисавшую с плеча сумку, она ждала, пока ослабеет его ярость и она снова сможет встать прямо. Небо тоже было в тревоге, яркие звезды светили с небывалой высоты, луна ошалело металась меж изорванных в клочья туч, как хрупкий бумажный фонарь на ветру. С трудом преодолевая непогоду, Мэг шла к «Обители мученицы», и ей казалось, что весь мыс вздыбился и хаотически мечется вокруг нее, и она уже не может разобрать, что это за грохот — ветер ли гремит в ушах, кровь ли стучит или ревут морские валы. Когда наконец, почти бездыханная, она добралась до дубовой двери «Обители», она впервые вспомнила об Алексе Мэаре и подумала, что же она будет делать, если он окажется дома? Ей самой показалось странным, что мысль об этом не пришла ей в голову раньше. Она знала, что не сможет встретиться с ним глазами, во всяком случае — сейчас. Пока еще не сможет. Но дверь ей открыла Элис. Мэг спросила:

— Вы одна дома?

— Да, я одна. Алекс в Ларксокене. Входите, Мэг.