Уход

И теперь, подавленные происходящими с хозяином переменами, все и слышать стали по-другому, и разговаривать. Как выяснилось, прежде они жили совсем в другом мире. А всего-то один из них – в соответствии с законами природы и Божескими – подошел к своему естественному рубежу. Что тут нового? Что необычного?!

Началась легкая выпивка с натужной травлей баек и дежурными шуточками. Хвалили Галины пирожки, отпускали комплименты хозяйке. Особенно усердствовал Борис, но сегодня ему не везло: он то и дело ляпал что-то невпопад. Наконец Мишкин решительно крутанул головой в сторону жены и сказал как бы в шутку:

– Не слушай ты их, Галь. Обычные хохмы коблов.

– Нынче принято, Жень, говорить «козлов», – поправил Олег.

И все дружно стали обсуждать эволюцию разных mot, новых словечек, как в жизни официальной, так в блатной и молодежной – выяснять, давно ли «козлы» стали ругательством, когда именно появились жутковатые «задействовать» и «озаботить», откуда взялись в языке «торчать» и «тащиться» и в чем между ними разница.

Евгений Львович, оказалось, понял не всё:

– Что значит? При чем тут торчать и тащиться? Что это?

Все засмеялись.

– Это, Женя, новый язык молодежи, – ответил профессор Леша. – У них в голове сплошные перевертыши…

– От жизни отстал ты, Львович. – Профессор Олег решил не уступать площадку. – Юные и от нас далеко ушли, а от тебя и подавно.

– И то верно, – подчеркнув неловкость собеседника, отозвался Мишкин, – все говорят: «такой молодой, а…» Мы должны уходить, потому как рождается новое. Вот – новый язык, а я, оказывается, уже не знаю. Да и новая медицина…

Толя попытался свернуть разговор в сторону и принялся исторически обосновывать наступающие изменения. Алексей начал рассказывать о студентах, о новом стиле и методах обучения. Борис – о вторжении в обиход новых научных терминов. Все заговорили одновременно. Заглушали то, что безмолвно повисло в комнате. Хоть и понимали, что безмолвие заглушить невозможно, да и вообще нелепо. В общем гуле невозможно было расслышать чьи-то отдельные слова. Лишь Олег молчал, сознавая допущенную неловкость.

– Саша пришел, Жень! – послышался из-за двери Галин голос.

И тут же появился Саша. Наскоро поздоровавшись с собравшимися, он первым делом кинулся к отцу:

– Пап, щеночка предлагают. Бульдожку французского. А?

Все-таки Саша лучше их всех, наверное, отца своего знает. Не пустопорожний словесный набор, а сразу всё – и отвлечение, и намек, что все впереди, и новая радость, и забота. Хотя, если подумать, забота-то не отцу – основная, еще одна забота Гале. Да кто ж о ней думал в эти дни?

Общество увеличивалось. Пришел Илья, огорченный и замызганный.

– Хирург, а что-то грязноват, – первым поприветствовал его Борис.

– За машину порой надо грязью платить, – огрызнулся тот. – Были бы руки чисты.

И опять загомонили все разом, будто каждому есть что сказать по этому поводу, а на самом деле просто лучше… легче болтать пустое, когда боишься ляпнуть нечто неуместное.

– Илья, я решил выйти на работу.

– То есть как? Когда?

– А вот то есть так. Принял решение и с главным уже говорил: с понедельника выхожу.

– Чегой-то вы, Евгений Львович, с глузду съехали? – изумился Илья. – После операции всего ничего прошло. Подождите немного.

– А я что говорю?! – с пол-оборота включилась Галя.

– Умерьте свой темперамент, Галина Степановна, – резко ответил Мишкин. – Легко вам всем говорить: «Подожди немного!» А сколько у меня этого «немного», знаете? Сколько?! Или я должен сидеть здесь и подсчитывать: много ли еще мне осталось! А я не собираюсь гнить без дела и думать-думать-думать! Думать о… К черту! Я принял решение, и вы не остановите меня, хоть всю державу подымай. Поеду дело делать. Когда делаешь, то знаешь, что делать – не думаешь, а делаешь.

Стало тихо. И долго никто не решался нарушить молчание.

Первым пришел в норму Илья:

– Евгений Львович, и как вы все это устроите?

– А вот хочу тебя попросить. Ты сможешь по утрам заезжать за мной?

– Конечно. Только пару-тройку дней подождать – я сегодня в аварию попал.

Галя вздохнула с облегчением: все-таки не так сразу. Еще несколько дней так, а дальше видно будет. И опять компания оживилась. Опять можно поговорить о чем-то абстрактном, отвлекшись от основного, что всех заставляло думать, как бы не сказать лишнего. Конкретная вещь – авария! Что может быть сейчас абстрактнее! Тем более, сам герой, как видно всем, цел и невредим.

Общий глас: рассказывай.

– Я стоял на обочине дороги, поджидал одну даму…

– Об этом, доктор, поподробнее.

– Об этом, Олег Сергеевич, я вам отдельно – как наиболее заинтересованному.

– Почему это только ему? – встрял Алексей. – Я тоже профессор. Мне тоже сладкого.

– Что вы к нему с бабами пристали?! – осадил Мишкин. – Человек пришел меня навестить. Попал в аварию, а вы отвлекаете от темы.

– Да кто его отвлекает?! Он сам отвлекается! Говори, наконец, Илья!

– Ну так вот, стою, значит, на обочине. Мечтаю.

– Разумеется: бабу же ждешь.

– Кончай, Олег! – В голосе хозяина послышалось раздражение: – Дай послушать!