Читаем Уход Толстого. Как это было полностью

Уход Толстого. Как это было

Из «Дневника для одного себя»

Льва Николаевича Толстого

26 октября

Все больше и больше тягощусь этой жизнью. Марья Александровна не велит уезжать, да и мне совесть не дает. Терпеть ее, терпеть, не изменяя положения внешнего, но работая над внутренним. Помоги, Господи.

[27 октября] 25 октября

Всю ночь видел мою тяжелую борьбу с ней. Проснусь, засну и опять тоже. Саша рассказывала про то, что говорится Варваре Михайловне. И жалко ее и невыносимо гадко.

26 октября

Ничего особенного не было. Только росло чувство стыда и потребности предпринять.

Из дневника Льва Николаевича Толстого

26 октября

Видел сон. Грушенька (героиня романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». — В. Р.), роман, будто бы Ник. Ник. Страхова. Чудный сюжет. Написал письмо Черткову. Записал для «О социализме». Написал Чуковскому (К. И. Чуковский, публицист, писатель. — В. Р.) о смертной казни. Ездил с Душаном к Марье Александровне (М. А. Шмидт, единомышленник Л. Н. Толстого. — В. Р.). Приехал Андрей (сын Л. Н. Толстого. — В. Р.). Мне очень тяжело в этом доме сумасшедших. Ложусь.

Из письма Льва Николаевича Толстого В. Г. Черткову

26 октября 1910 г. Ясная Поляна

«Нынче в первый раз почувствовал с особенной ясностью — до грусти — как мне недостает вас…

Есть целая область мыслей, чувств, которыми я ни с кем иным не могу так естественно делиться, — зная, что я вполне понят, — как с вами. Нынче было таких несколько мыслей-чувств. Одна из них о том, нынче во сне испытал толчок сердца, который разбудил меня, и, проснувшись, вспомнил длинный сон, как я шел под гору, держался за ветки и все-таки поскользнулся и упал, — т. е. проснулся. […] Все сновидение, казавшееся прошедшим, возникло мгновенно, так одна мысль о том, что в минуту смерти будет этот, подобный толчку сердца в сонном состоянии, момент вневременный, и вся жизнь будет этим ретроспективным сновидением. […] Вторая мысль — чувство это опять-таки нынче виденное мною, уже третье в эти последние два месяца, художественное, прелестное нынешнее, художественное сновидение. Постараюсь записать его и предшествующие хотя бы в виде конспектов. Третье, это уже не столько мысль, сколько чувство, и дурное чувство, — желание перемены своего положения. Я чувствую что-то недолжное, постыдное в своем положении, и иногда смотрю на него — как и должно — как на благо, а иногда противлюсь, возмущаюсь.

М. А. Шмидт. Овсянниково. 1904. Фотография М. Л. Оболенской, дочери Л. Н. Толстого

Саша сказала вам про мой план, который иногда в слабые минуты обдумываю (об уходе. — В. Р.). Сделайте, чтобы слова Саши об этом и мое теперь о них упоминание было бы comme non avenue (как не бывшее. — В. Р.).

[…] Если что-нибудь предприму, то, разумеется, извещу вас. Даже, может быть, потребую от вас помощи. Л. Т.».[105]

Из письма

Владимира Григорьевича Черткова Л. Н. Толстому

26–27 октября 1910 г. Телятинки

«Очень мне радостно было получить сегодняшнее ваше письмо, в котором вы делитесь тем, что переживаете в глубине вашей души.

Помню‚ как давно выраженное вами представление о здешней жизни как о сновидении меня в свое время прельстило. И с тех пор в лучших состояниях своей духовной жизни, в особенности, когда бывает оттенок утомления от мирской суеты или грусти по ушедшему из этой жизни дорогому существу, — во мне особенно живо и радостно возникает это представление об этой жизни, как о сне, от которого предстоит проснуться. И это не только не вызывает равнодушия к этой жизни, но, наоборот, как-то помогает отличить то, что в ней есть наиболее важного и существенного.

Вы просите меня писать о себе. Я нахожусь сейчас в таком душевном состоянии, которое можно определить словами „на распутье“. Могу распуститься и могу подтянуться. Сильного духовного содержания еще нет, но нет и апатии, спячки. Если возьму себя в руки и буду держать себя в руках, то, судя по прошлому опыту, во мне может возобновиться духовный подъем. Этого желаю и об этом молю Бога. […]

Л. Н. Толстой. Кочеты. 1910. Фотография В. Г. Черткова

В. Г. Чертков. Художник М. В. Нестеров. 1890

Очень, очень благодарю вас за ваше сегодняшнее письмо. Все ваши письма мне дороги, но такие, в которых вы говорите о том, что переживаете, — особенно дороги.

Очень надеюсь, что вы успеете, хоть конспектно, записать содержание ваших слов. Сделайте это хоть в письме ко мне, чтобы не отнестись к своему изложению слишком требовательно»[106].