Уход в лес

Дать этому человеку догадаться, чего он лишен также в его наилучшей конституции и что скрывается в мощной силе в нем — это миссия теологии. Теолог это тот, который знает науку изобилия выше низкой экономики, знает загадку вечных источников, которые неистощимы и всегда близки. Как теолога надо понимать знающего — знающим в этом смысле является, например, маленькая проститутка Соня, которая обнаруживает в Раскольникове сокровище его «Я» и может его поднять для него. Читатель чувствует, что этот подъем чего-то важного внутри удался не только для жизни, но и в трансцендентности. В этом величие этого романе, как и вообще творчество Достоевского подобно одному из волноломов, о которых распыляется заблуждение времени. Это зачатки, которые выступают более отчетливо после каждой новой катастрофы, и в которых русское перо завоевало мировой уровень.

25

Поблизости от нулевого меридиана, у которого мы все еще находимся, у веры нет курса; здесь требуются доказательства. Также можно было бы сказать, конечно, что здесь верят в доказательства. Похоже, возрастает число духов, которые знают, что с технической точки зрения духовная жизнь располагает формами, которые эффективнее, чем военная дисциплина, спортивная тренировка или ритм мира труда. Игнатий знал это, и от этого знания живут также сегодня создатели сект и вожди маленьких кругов, намерения которых трудно оценить, как, чтобы назвать один пример, Гурджиев, во многих отношениях странный кавказец.

Какое оружие нужно дать в руки тем, кто с живостью поднимается из пустоши рационалистических и материалистических систем, но еще покорены принуждению их диалектики? Их страдание возвещает им о более высоком состоянии. Существуют методы, чтобы укрепить их в этом направлении, и несущественно, что они сначала разучиваются механически. Это подобно упражнениям по оживлению утопленников, в которых тоже сначала нужно натренироваться. Тогда присоединяются дыхание и биение сердца.

Здесь намечается возможность нового ордена.

Как контрреформация в своей сущности соответствовала реформации и укреплялась благодаря ей, так можно предположить и духовное движение, которое ищет схватки с нигилизмом и вступает с ним в бой как отражением в бытии. Как миссионер разговаривает с туземцами на их языке, так рекомендуется поступать также с теми, кто воспитан на научном жаргоне. Здесь, впрочем, будет заметно, что церкви не поспевали за науками.

С другой стороны некоторые из отдельных наук вступают в сферы, в которых разговор об основных вопросах становится возможен.

Опус, например, с заголовком «Маленький катехизис для атеистов» был бы желателен. Если бы такое предприятие было бы выдвинуто сильной духовной властью как внешний форт, то это одновременно воздействовало бы и против многочисленных гностических духов, стремление которых идет в этом направлении. Многие различия основываются просто на терминологии. Сильный атеист выглядит всегда радостнее и благоприятнее, чем индифферентная посредственность, причем именно потому, что он беспокоится о мире в целом. Кроме того, в нем нередко можно найти позицию, которая предоставляет место возвышенному; на этом основании атеисты восемнадцатого века были действительно сильными духами и более приятными, чем атеисты века девятнадцатого.

26

Вердикт партизана звучит так: «Здесь и сейчас» — он мужчина свободного и независимого действия. Мы видели, что мы к этому типу можем причислить только крошечную долю массового населения, и все же именно здесь образуется маленькая элита, способная померяться силами с автоматизмом, в борьбе с которой чистое применение силы потерпит неудачу. Это старая свобода в одежде времени: сущностная элементарная свобода, которая просыпается в здоровых народах, если тирания партий или чужеземных завоевателей притесняют страну. Она — не только лишь протестующая или эмигрирующая свобода, а свобода, которая хочет принять бой. Это различие, которое воздействует на сферу веры. Партизан не может позволить себе безразличие, которое характеризует истекшую эпоху подобным образом как нейтралитет маленьких государств или заключение в крепость при политическом правонарушении. Уход в лес ведет к более трудным решениям. Задание партизана состоит в том, что он должен отколоть массу значащей для будущей эпохи свободы от левиафана. Он приближается к противнику не с голыми понятиями.

Сопротивление партизана абсолютно, он не знает нейтралитета, прощения, заключения в крепость. Он не ожидает, что враг признает его аргументы, не говоря уже о том, что тот поступит благородно. Он также знает, что смертная казнь, что касается его, не отменяется. Партизан знает новую уединенность, как она влечет за собой, прежде всего, сатанински возросшую злость — ее связь с наукой и сущностью машин, которая вносит в историю хоть и не новый элемент, но, все же, новые проявления.